Как огонь от огня
Шрифт:
Как во сне, Искрен сделал еще шаг, невольно ожидая, что и земли-то под ногами уже нет и с этим шагом он рухнет в какие-то непостижимые глубины. Впереди виднелась громада старой дуплистой ивы, в этот час похожая на причудливое жилище какого-то нечеловеческого существа. Широкая длинная старая ветка, почти боковой ствол, тянулась вдоль земли на высоте плеч, и на ней висели две вышитые рубашки. В густых сумерках они казались живыми – вот-вот оживут, соскочат наземь и примутся вертеться и плясать…
За ивой поблескивала широкая темная вода. Вилино Око было совершенно
Идти еще куда-то разом расхотелось – у обоих парней подкосились ноги. Не в силах выносить близость молчаливого озера, они ушли с берега и сели под кривой, неуклюжей березой, на которой не висело ни одного подарочка. Может быть, это неказистое дерево игривые росеницы обойдут своим вниманием и не заметят под ним нарушителей запрета?
– Березонька-матушка, укрой нас! – попросил Искрен и низко поклонился. – Пожалей нас, приюти до утра, не дай в обиду!
Береза невнятно шевельнула ветвями, и парни, приняв это за приглашение, повалились на траву. Оба чувствовали себя такими разбитыми, будто ходили без передышки целую неделю.
Было тихо, но сон не шел. В этой тишине ощущалось молчание живого существа, которое просто не хочет говорить, но видит и слышит все. На земле было холодно и жестко, туман навевал тяжелую, морочащую дрему. Шелестели березы, листочки и веточки перешептывались между собой. В облаках тумана меж стволов мерещилось движение, словно неясные фигуры на цыпочках перебегают от дерева к дереву, играют, дразнятся, морочат, а между тем подбираются все ближе и ближе…
Вышла луна. Роща затаила дыхание. От тишины хотелось зажмуриться, закрыть голову руками, зарыться в траву, забиться в ямку под корнями.
Первый лунный луч упал на поверхность озера. И в ответ тихая вода заколыхалась, в ней мелькнуло что-то живое – в одном месте, в другом. Крупные белые лебеди всплывали прямо со дна и друг за другом тянулись к берегу. В ночной тишине раздавался веселый звонкий смех. Белые птицы кружились по озеру, били крыльями по воде, осыпая друг друга брызгами, гонялись одна за другой, резвились, смеялись, радуясь новой встрече с земным миром.
Вот первая из птиц коснулась крылом берега, и на ее месте из воды вдруг встала девушка – высокая, стройная, белая, по колени окутанная мокрыми светлыми волосами, с которых обильным потоком струилась вода. В туче брызг выскочив на берег, она захохотала громко и победно, гордясь и радуясь, что первая из трижды девяти сестер-росениц завладела этим богатым, ярким, горячим миром. Она отбросила назад мокрые волосы, но вода все так же струилась по ее пышной груди, стройным бедрам и длинным сильным ногам, орошая всю траву вокруг и ручейками устремляясь назад в озеро. А навстречу им на песок уже выбралась вторая берегиня, неся с собой свою тучу брызг и свой каскад искрящегося счастливого смеха.
– Я первая, первая! – кричала одна, и другая плеснула на нее водой лебединым крылом, которое тут же превратилось в прекрасную, белую и гибкую девичью руку, и только пара запоздалых перышек закружилась и пропала в брызгах.
Первая берегиня увернулась и бросилась бежать по берегу, вторая погналась за ней, и их смех взлетал к самым вершинам старых ив. А за ними все новые и новые белые птицы текли по волнам взбаламученного Вилиного Ока, и все новые девы выходили на берег.
– Ой, рубашечки! – с ликованием кричал звонкий голос. – Какая красивенькая!
– Это моя!
– Нет, моя! Я первая увидела!
– А я первая взяла!
– Отдай!
– Попробуй возьми!
Две берегини бегали вокруг старой ивы, вырывая одна у другой вышитую рубаху, уже совсем промокшую. Вдруг она с треском порвалась, берегини бросили обрывки на траву и расхохотались. Две или три их сестры уже взлетели на иву и качались на ветвях, так что на берег обрушился настоящий дождь, текущий с их волос, а одна завладела оставшейся на иве рубахой и вертела ее, прикладывала к себе то одной стороной, то другой, силясь сообразить, как с этим обращаться.
Искрен и Будила под своей березой слышали плеск, визг и смех, долетавшие от озера, разбирали голоса, красивые, но такие, что и не понять: то ли это девушки смеются, то ли птицы кричат. Сами голоса были звонкими, блестящими и холодными, как лунный свет. Вцепившись друг в друга, оба парня дрожали, не имея в голове ни единой мысли, кроме бессловесной мольбы: только бы их не заметили.
– Ой, кто это? – вскрикнул рядом с ними звонкий голос, полный любопытства и задора. – Смотрите, парень! Какой хорошенький!
Искрен завертел головой, пытаясь увидеть источник голоса, и первым делом обнаружил, что никакого Будилы рядом нет, что он цепляется застывшими руками в траву у корней березы, а в трех шагах от него стоит берегиня и ее горящие зеленые глаза смотрят прямо на него. Нечеловеческое совершенство этого стройного белого тела, лица, густых и длинных волос внушали разом восторг и резкое чувство ужаса, как будто от самого вида этой безумной красоты можно было умереть на месте. В ней играла и бурлила сила самой земли, пробудившейся весной для нового роста и цветения, и столкновения с этой силой человеческое естество не могло выдержать. Хотелось бежать от нее сломя голову, и хотелось любоваться ею, пусть даже ценой жизни.
Искрен пошевелился, кое-как поднялся на ноги, цепляясь за березу: он знал, что надо бежать, но трава опутала ноги и не пускала.
– Какой миленький! – вскрикнул с другой стороны новый голос. Искрен обернулся, словно его дернули: пообок стояла другая берегиня, с волосами потемней и с голубыми глазами, так же ярко горящими в ночной темноте. Ее высокая пышная грудь вздымалась от бега и смеха, яркий рот приоткрылся, а глаза обшаривали его в радостном нетерпении, точно новую забаву. – Кудрявенький!