Как пал Дийнавир
Шрифт:
– Ты пережил страшные часы… Мне трудно даже представить, как все было на самом деле, и я этому только рад. Значит, у нас совсем нет надежды?
– Я не знаю. Он должен был меня убить, но этого не случилось. Мне дано было выжить и выбраться, хотя это и оказалось тяжелым испытанием. Но я уверен: владыка Ночи еще продолжит свою игру с нами…
– И ставка в ней – не путь к Гарселину и не наши жизни, а сам Дийнавир, – медленно произнес Треллен.
Волшебник кивнул.
– Это так.
Старший Дийнастин со вздохом провел ладонью по седым волосам. Болезнь состарила его на несколько лет, и
– Ты вылечил меня с помощью магии?
– Нет. Вас исцелил Дийнавир. Я был только посредником между ним и вами. Прежде я думал, что Аарет стремится сюда, потому что его влечет заключенная в этом месте мистическая мощь, которую он хочет присвоить и подчинить себе. Но боги не нуждаются в подобных источниках силы, все не так просто. Наш дом – осколок прежнего мира, того, на котором было благословение богов. Даже сейчас Дийнавир еще хранит в себе память об Изначальных временах. Этим он и ненавистен Ночи.
– Я верил, что ты поймешь это, – сказал Треллен, в его голосе прорезались непривычно теплые нотки. – Когда ты приехал в этот раз, мне показалось, что я больше не увижу тебя в нашем доме, что ты принял твердое решение никогда сюда не возвращаться… Это правда?
Владен кивнул:
– Да.
Он поколебался, но потом договорил:
– Дело не только в том, как вы относитесь ко мне. Я – маг, и это чем дальше, тем больше отдаляет меня от остальных людей.
– Ты сам сделал этот выбор.
– Мы не выбираем дары, которыми нас наделяют боги. Мой путь позвал меня, и я пошел. И, что скрывать, господин, ваша суровость облегчила для меня решение навсегда уехать отсюда! Хотя даже тогда это не было просто…
Владен мог бы объяснить дяде, чем раньше, до этого дня, являлся для него Дом на Перевале. Потом работников, трудившихся на постройке этого дома, кровью его защитников в смутные времена, молоком, которым матери кормили грудных детей в просторных комнатах, силой и изможденностью, дряхлостью и младенчеством, воинской славой и женской обстоятельной заботой… Ему суждено было вырасти здесь, среди подпирающих небо гор, пограничных тревог и могил павших в бою предков. Впрочем, разве для самого Треллена все было по-другому? Волшебник впервые за долгое время ощутил свое родство не только с Дийнавиром, но и с собственным дядей – то родство, которое, казалось, навек охладело после отъезда Владена в Куллиненвир.
– Я много путешествовал в последние годы… – продолжал он. – Везде одно и то же. Мир пришел к закату, его история, скорее всего, прервется в тот день, когда все поглотит тьма. Но я не верю, что боги совсем оставили нас, что это действительно будет конец…
– Как знать, – откликнулся Треллен. – Аар пока не стал властелином мира. Дийнавир еще не пал.
Владен нагнулся и подбросил полено в очаг. Пламя не спешило охватывать подношение, лениво стелилось по уже догоравшим углям. Наконец медленно, словно нехотя, оно ощупало гладкую березовую кору и заструилось по ней маленькими прозрачными язычками. Дядя и племянник следили за ним с непонятным волнением, как будто совершался какой-то важный обряд. Когда огонь весело затрещал, пожирая дерево, оба облегченно вздохнули.
– Расскажи мне, как погиб Баруха.
Владен выпрямился и откинулся на жесткую спинку кресла.
– Он был верен нам, пока оставался собой, но в какой-то миг его рассудком овладела магия Ночи. Анеке пришлось убить его – чтобы спасти вас и меня.
Треллен опустил голову, вспоминая сотника. Мужчины помолчали.
– Мне говорили, ты наложил заклятие на оружие и доспехи.
– Да. Это немного, но хоть что-то.
– Не колдуй больше.
Молодой маг резко поднял голову.
– Господин, прости, но безумие отказываться от моей помощи сейчас, когда мы остались одни! Из Маархут подмоги не будет…
– Я знаю. И приказываю тебе больше не употреблять заклинания.
– Это верная смерть…
Треллен покачал головой.
– Это наша единственная надежда. Ты сам сказал: наш дом – это не только стены. Значит, и беречь нам нужно не только их. Внешнее рождается и умирает, но суть должна оставаться незапятнанной. Иначе все потеряет смысл. Дийнавир никогда не спасался волшебством – только обычным оружием и милостью неба.
– Милость неба иссякла.
– Зато оружие осталось.
Владен опустил взгляд, с усилием обуздывая свои чувства.
– Я не знаю, какое затмение нашло на меня, когда я решил выехать за ворота, – помедлив, признался Треллен, явно чтобы смягчить резкость своих предшествующих слов. – Похоже, я принял за зов чести обычную спесь…
Он улыбнулся. Владен не смог ответить тем же. Кроме того, он, в отличие от старшего Дийнастина, точно знал, что дело не в спеси. Хозяин Дийнавира продолжал:
– Я рад, что ты меня остановил. Боги свидетели, мне нелегко в этом признаваться.
Владен услышал в последних словах иронию и поразился выдержке Треллена. Ему трудно было представить, как принял бы он сам весть о том, что враг, против которого он готовится выйти на битву – само темное божество.
Волшебник расправил плечи и заставил себя улыбнуться.
– Я тоже рад. Ума не приложу, что бы мы делали, если бы вас больше не было с нами… Что там?
В коридоре раздались шаги, в дверь постучали. Вошел молодой гонец, его широкое лицо было усталым и бледным.
– Что случилось? – спросил Треллен.
Юноша нерешительно взглянул на него, потом перевел взгляд на волшебника.
– Господин, там раненые… Анека говорит, что это не обычные стрелы.
Владыки Дома на Перевале переглянулись.
Молодой маг оценивающе посмотрел на посланца. Он уже видел его – вчера, среди тех, кто участвовал в очищении Дийнавира от наведенного проклятия-"халлинобы".
– Иди туда, – сказал племяннику Треллен. – Сделай все возможное. Но помни, что я тебе сказал.
Владен жестом указал гонцу на свое место:
– Ты будешь с господином до моего возвращения. Не оставляй его ни на минуту…
Он поколебался и закончил:
– Даже если он будет гнать тебя в шею.
Гонец изумился, а Треллен за спиной волшебника с горечью усмехнулся. Молодой маг угадал верно: душевное смятение хозяина Дийнавира было гораздо большим, чем он имел право показать.