Как писать музыку
Шрифт:
– Мне больше нравится “Free love”. В этой песне кто-то слышит историю про настоящую любовь, которая не делает больно, а другой слышит про секс без обязательств.
– Что же слышишь ты? – я подошла к проигрывателю, который стоял слева от стола, за которым сидел Ваня, и поставила эту песню. Появился характерный скрежет, и иголка позволила музыке заиграть.
– Я слышу повествование человека о том, что он пытается найти свою истинную любовь, даже если начинаться это будет с дружбы с привилегиями. – Он улыбнулся, а потом отвернулся и замолчал.
Я ничего на это не ответила. Никогда не обсуждали с ним философские темы. Возможно, я его
– Пойдем пройдемся. – предложила я, снимая пластинку. Песня закончилась, за ней начинала играть та, которую я не знала.
– Да, давай, а то что-то засиделись. – Ваня стал переодеваться. Я задумалась о том, почему я никогда не рассматривала его как парня, мужчину. Ведь он мне нравился, в этом я была уверена. Но мне нравилось с ним общаться, играть на гитаре и петь, слушать как он играет на фортепиано и поет. Играть у него получалось куда лучше, чем петь.
Мой внутренний монолог прервал его голос:
– Эй, ты что, замечталась обо мне? – он посмеялся, но это был риторический вопрос. Я молча встала и пошла за ним.
Несмотря на то, что был еще февраль, температура была мартовская. Мы оба были в довольно легких весенних куртках и без шапок. Вокруг практически не было людей. Выйдя на проезжую часть, мы пошли по обочине вдоль моста. Проехала машина, я сразу же поднялась на тротуар и крикнула:
– Ваня, аккуратно, сойди с дороги! – в голосе был слышен испуг.
– Боишься за меня? – он пошел на середину проезжей части.
– Это не смешно, перестань. – в моем голосе действительно не было ни капельки смеха.
– Ладно, ладно, не переживай так. – Он поравнялся со мной, но тут же побежал к перилам, которые были единственным препятствием, чтобы не упасть в воду. Тут я почуяла неладное. Он намеревался перелезть через перила. Боже, он совсем из ума выжил?
– Ваня, что ты делаешь? Ты совсем идиот? – и тут все, темнота. Следующее, что я помню, это перепуганное до смерти лицо Вани буквально в нескольких сантиметров от моего.
– Слава Богу, Аня, ты пришла в себя. Что с тобой?
В следующую секунду я просто рыдаю взахлеб. К испугу в лице Вани прибавилось еще недоумение и немного ужаса. Мыслей у меня в голове не было никаких. Мне просто нужно было выпустить все свои эмоции. Сложно описать мои чувства, но Ваня просто ждал, он сел рядом и просто ждал, смотря прямо перед собой.
– Ты мне расскажешь, что это было? – Очень аккуратно, с опаской спросил Ваня. Мы уже шли обратно, мост скрылся из виду.
– Три года назад, в феврале, мы с родителями попали в аварию. – я сделала небольшую паузу. Хотя не понимала зачем, потому что на сегодняшний день, все эмоции были оставлены на том мосту. – Мой папа припарковал машину напротив магазина, недалеко от моста. Нужно было купить листы для лазаньи, чтобы сделать сюрприз моему брату, Максу. Он тогда прилетел после сессии из Лондона, там он учился. Он просто обожал лазанью, поэтому мы решили ее приготовить. По пути остановились, чтобы купить. Папа вышел, машину на ручник не поставил. Все сложилось так, что сзади ехала машина, у которой, как потом оказалось, отказали тормоза, они ехали и громко сигналили. А у нас с мамой играла музыка, мы любили сделать погромче радио, когда начинала играть любимая песня. Я эту песню никогда не забуду, это были Led Zeppelin “Babe I’m gonna leave you”. Мы с мамой любили эту группу, поэтому практически все песни их знали. Как и эту. Мы услышали посторонние звуки слишком поздно. Хотя песня достаточно мелодичная и тихая, как ни странно. Следующее, что я помню, это удар, потом еще один удар. Видимо, я потеряла сознание, потому что я помню только то, как меня кто-то вытаскивает из машины, немногим погодя, я жадно глотаю воздух на поверхности. После я понимаю, насколько там холодно. Кое-как добираюсь до берега, там уже собрались зеваки. Какая-то женщина подбежала ко мне с пледом, который явно достала из своей машины. Затем меня везут в скорой. Спрашивают, кому позвонить, я называю номер брата. Ему звонят, сообщают о происшествии. А я боюсь, очень боюсь спросить, что с моими родителями. Я в шоке, мне страшно, я начинаю плакать.
– Я даже не знаю, что сказать. – я слышу, как ему жаль меня. Но это приятно. Я никогда не любила, чтобы меня жалели. Но сейчас я была не против. – О, нет, я идиот, прости меня. О, теперь я все понял. – тут он побежал и стал передо мной. Мне пришлось остановиться. И молча обнял. После этого мы какое-то время шли пешком. Провести тебя домой? Но я бы хотел, чтобы ты осталась у меня. Я боюсь за тебя.
– Не бойся, – я улыбнулась, – но остаться у тебя не против. Послушаем что-нибудь, только не Led Zeppelin, пожалуйста
– У меня нет их пластинок.
Мы дальше пошли в сторону дома. Мне никогда не было так легко, рассказывая кому-либо эту часть своей истории.
V
Что вам приходит в голову, когда вы слышите выражение “истинный страх”. Настоящий, неподдельный. Это не тот страх, когда мы смотрим ужастик, а потом нужно пройти через темный коридор в туалет, или когда мы видим незнакомого мужчину, идущего прямо за вами в ничем не освещенном переулке. Это тоже страшно, но тут больше про фантазии. Еще ничего не случилось и, скорее всего, не случится, но мы боимся. И хорошо, что боимся, это защитный механизм. Но тут я хочу рассказать про другое.
Раннее утро в большом аэропорту, но людей еще не так много. Возможно, это не самое популярное время для вылетов, либо есть другая причина небольшого количества людей. Я посмотрела на время на часах и поняла, что еще больше двух часов до посадки. Спешить некуда, нужно пройти к пункту контроля, “просветить” все вещи и спокойно отправиться уже в свободную зону, взять кофе и ожидать. Я всегда любила аэропорты. Величие и свобода. Такие ассоциации. Но тут мое внимание привлек жуткий пронизывающий крик. Сразу показалось, что кричит раненое животное. Такой по-настоящему пугающий был звук. Я повернула голову в сторону крика и увидела девочку лет пяти, которая плакала навзрыд и успевала при этом кричать. Внутри все сжалось, как будто ударили чем-то тупым, но при этом боли не было, просто защитная реакция. Я немного замедлила ход, но к девочке подошли сотрудницы аэропорта, моей помощи там не требовалось. Я слышала, что она потеряла свою маму, женщины что-то у нее спрашивали. Возможно, девочка еще не испытывала большего ужаса, чем это событие. В таком возрасте родители – это все. Защита, в первую очередь. Когда перестаешь чувствовать защищенность, практически все остальное отходит на второй план. Ведь самое главное теперь – выжить.
***
Самолет приземлился в половине первого. Еще через час я уже была в доме у Макса с Машей. Макс встретил меня в аэропорту, а Маша осталась дома.
– Я очень рада тебя видеть, – Маша обняла меня, звучала она искренне.
– Взаимно, – я правда была рада ее видеть.
Макс перебил нас и повел меня наверх. Поднимаясь по лестнице, я заметила, что Маша вовсю что-то готовит. Это заставило меня улыбнуться. Я в детстве спорила с мамой, что когда вырасту, не буду готовить ничего для гостей, а буду заказывать. Но когда выросла, все было иначе.