Как пишут стихи
Шрифт:
Чувства, воссозданные в стихотворении, смутны и невольны, они не приводят к какому-либо итогу, "смыслу": речь идет лишь об искании некого "смысла" - к тому же, возможно, и тщетном искании. И если сравнить стихотворение с точки зрения выраженных в нем мыслей и чувств с такими пушкинскими стихами, как " Пророк", "Стансы", "Клеветникам России" или "Я памятник себе возник нерукотворный...", оно окажется не слишком "значительным"... И сам Пушкин, по-видимому, опасался, что стихи именно так и будут восприняты. Предварив их "оправдывающим" заглавием, он все же за семь лет, которые ему оставалось жить, так и не обнародовал их. Лишь после его гибели стихи были напечатаны, однако в течение нескольких десятилетий они не были по достоинству оценены. Лишь в ХХ веке стихи эти были причислены к высшим творениям
Мысли и чувства, выраженные в слове,- или, что в принципе то же самое, слово, речь, выражающая мысли и чувства,- это именно материал, из которого творит поэт. Подлинная суть и ценность пушкинского стихотворения заключена в поэтическом мире, созданном из слов, выражающих мысли и чувства (которые сами по себе не обладают художественной ценностью).
То, что называют "поэтическим миром", имеет, прежде всего, непосредственно ощутимое, объективно-предметное воплощение в звуковом строе поэзии. Если внимательно вслушаться в пушкинское стихотворение, можно установить, что в его звучании первостепенную роль играют чередования и сочетания трех звуков - т, ш и н (напоминаю, что звуки ч и щ - это сложные, составные звуки, включающие в себя как свои элементы "укороченное" звучание и т и ш). Каждый из названных трех звуков встречается в пушкинском стихотворении в несколько раз чаще, чем любой другой согласный звук, а совместное количество этих трех звуков составляет более половины (!) всех согласных звуков стихотворения (в котором, кстати сказать, представлены и остальные согласные звуки русской речи - б, в, г, д, ж, з, к, л, м, п, р, с, ф, х). Не менее важно, что т, ш, н и их сочетания составляют основу всех рифмующихся слов, - то есть наиболее выделенных, наиболее ощутимых слов стихотворения (огня-меня, докучный-однозвучный, лепетанье-трепетанье, беготня-меня-дня, шепот-ропот, хочешь-пророчешь, хочу-ищу).
Таким образом, указанные звуки и различные их сочетания (нт, чн, тч, тн, нч, шнч, шт, чш, тш и т.д.) определяют все звучание стихотворения в целом, создавая своеобразную внешнюю, непосредственно ощущаемую реальность поэтического мира.
Характеризуя роль звуков в поэзии, чаще всего говорят о "звукоподражании". В известном смысле это верно, и в разбираемых стихах также можно бы "услышать" своего рода воспроизведение реальных ночных звуков - неясных шорохов и шелестов, тиканья часов (вслушайтесь: "ход часов лишь однозвучный"), неких приглушенных голосов, сливающихся в смутный шум. Однако поэзии, как и музыке, присуще (в подавляющем большинстве случаев) отнюдь не прямое, буквальное звукоподражание, а создание в тех или иных отношениях соответственного, эквивалентного сочетания звуков. Пушкин не подражал ночным звукам, но создал свою "музыку" ночи.
И это первая, чисто внешняя примета поэзии. Повторы и сочетания т, ш, н образуют звучащую реальность поэтического мира.
Но тут искушенный читатель может прервать меня и спросить": а в чем здесь, собственно, творческое достижение? Ведь не так уж трудно сложить стихи, в которых будут постоянно повторятся и сочетаться те или иные звуки, - для этого достаточно, как говорится, хорошо набить руку.
И это действительно так. Дело в том, однако, что специальный, нарочитый подбор звуков в стихе всегда совершенно отчетливо слышен и неизбежно производит впечатление искусственности. Истинные поэты вводят в свои стихи нарочитую "звукопись" лишь в особых случаях, в качестве своего рода эффектного жеста, который как бы оговорен, оправдан (вот, мол, и так можно). Всем известная строка
Шипенье пенистых бокалов...
именно такова. Но если бы все строки произведения были "сделаны" в этом духе, поэзия исчезла бы, остались бы одни звуковые эффекты.
Звуковой состав и строй "Стихов, сочиненных во время бессонницы" создает поэтический мир отнюдь не просто потому, что в нем есть обильное нагнетание, повторы и сочетания трех звуков, но потому, что эта звучащая стихия всецело органична. Пока мы не вслушаемся специально, с известным даже усилием, напряжением в этот звуковой строй, мы не заметим ничего необычного: перед нами как бы самая естественная речь. Более того, явно нельзя найти в этом пушкинском стихотворении хотя бы одно слово, о котором можно было бы сказать, что оно введено в стихи ради имеющихся в этом слове звуков, - чтобы поддержать, укрепить звуковой строй целого. А ведь это всего три повторяющихся звука составляют более половины согласных этого стихотворения!
Поэт не "мастерил", а творил свои стихи, с очень большой степенью вероятности можно утверждать, что он вообще не думал отдельно о звуках: он создавал поэтический мир, в котором необходимую роль играют звуки, но создавал его как органическую целостность.
Если бы звуки "подбирались" отдельно, специально, они бы и оказались отдельным, "специальным" звуковым эффектом, а не неотъемлемой звучащей реальностью поэтического мира, сотворенного Пушкиным.
Правда, это не вся чувственно воспринимаемая реальность поэтического мира, а лишь одна его сторона, не существующая вне другой - ритма. Именно и только в "магнитном поле" ритма по-настоящему живет звуковой строй стихотворения. Уже говорилось, что ключевые звуки стихотворения особенно выделены в рифмах. Однако и все взаимодействие этих звуков обусловлено ритмом, который одновременно и членит, и объединяет элементы стихотворения.
Но, выделяя, подчеркивая и в то же время связывая звуки, ритм имеет прямое отношение и к более глубокому слою поэтического мира. Он прочно соотнесен с непосредственно значащим (а не только звучащим) строем стихотворения - его синтаксически-интонационной структурой.
Первая строка стихотворения
Мне не спится, нет огня
по своему строению являет собой вполне "обыденную", так сказать, информационную фразу. Но в то же время - это стройный хореический стих с ударением на нечетных слогах (что, конечно, вполне ясно обнаруживается, когда мы воспринимаем вторую, третью и дальнейшие строки). Это сочетание естественной простоты синтаксически-интонационного строения со строго соразмерным "искусством" стиха особенно наглядно выражается в строках, представляющих собой как бы невольные, неожиданные вопрошания:
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шепот?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовешь или пророчишь?
Дело, понятно, не в том, эти строки ритмизированы: дело в том, что они совершенно естественно построены. Пушкин записал однажды: "Я думал стихами о..." (о чем - неизвестно: запись оборвана). Человек, изучивший чужой язык, только говорит на нем, а думает он, как правило, на родном языке, уже потом, переводя свою думу на другой язык: точно так же подавляющее большинство пишущих стихи "думает" прозой и лишь переводит свою думу в стихи. И это можно ясно увидеть, разглядеть в их стихах, которые всегда отмечены печатью "неестественности".
Между тем в строках Пушкина, в их строении нет ничего неестественного: иначе вроде бы и сказать невозможно.
Здесь не исключено одно недоумение: выше говорилось, что искусство слова не есть слово, не есть речь, а теперь идеалом поэзии вдруг объявляется естественное строение речи... Но данное противоречие как раз и составляет одну из глубоких основ поэзии вообще.
Тот факт, что подлинная поэзия не нарушает естественного строения речи и в то же время обладает стройным ритмом, рифмами и сложными звуковыми повторами и сочетаниями, есть своего рода "чудо" творчества. Поэт как бы попросту говорит, изливает душу, но получаются, словно сами собой стройные стихи. И именно это "чудо" решительно отделяет поэзию, искусство слова от слова как такового. Ведь если естественный строй речи нарушен, стихи предстают как отклонение от речи, как в большей или меньшей степени переделанная, переиначенная речь. Когда же речь, словно ничем не отличающаяся от обычной, неожиданно оказывается стройными стихами - это, в самом деле, есть чудесная метаморфоза, таинственное превращение нашей обычной речи в нечто совсем иное, претворение слова в искусство слова, в поэзию. Не так уж трудно заритмизировать и зарифмовать речь, но для того, чтобы речь как бы сама по себе, без всякого "насилия" над ней стала поэзией, необходимо подлинное творчество. "Мастерство", даже самое изощренное, здесь не поможет.
Мы говорили до сих пор о том, как воплощается творчество во внешних слоях поэтического мира - в звуковом и интонационно-синтаксическом строе. Вполне понятно, что поэт именно творит и более глубокие слои мира стихотворения. Но эти внутренние, смысловые слои нельзя рассмотреть с той же наглядностью.
Обратимся к более общей проблеме: зачем, собственно, создается, творится поэтический мир стихотворения?
В известном смысле все дело заключается именно в том, что в этом органическом процессе создается, рождается как бы самостоятельное бытие поэтического мира. Творение Пушкина - это не слово о ночи и бессоннице, а сама бессонница, - своего рода непреложный факт, который остается в нашей памяти как нечто будто бы вполне реально пережитое и в известном смысле даже более непреложное, чем реальное переживание.