Как понять ребенка
Шрифт:
– Ты не обиделся на меня?
– Нет, -неожиданно ответил сын.
– Почему?
– удивился отец.
– Потому что меня надо было наказать!
Видимо, отцу удалось сохранить необходимое состояние открытости на сына, когда наказание творилось от полноты любви, как осуждение поступка, а не личности! И такое осуждение было принято.
Конечно, не в один день научимся мы с Вами хранить внутри себя это такое мудрое и трудное состояние. Людей, умеющих это делать, мы признаем благодатными и говорим про них: «Они хранят внутри себя импульс Христа!» Дети чувствуют этот импульс и подстраиваются под него, когда на очередное капризное «не хочу» слышат твердое и мягкое: «Я слишком тебя люблю, чтобы
Такими словами неоднократно оценивала мать американского доктора Добсона поступки сына. Так можем поступить и мы, вступая в борьбу с попу-парной болезнью «нехочушкой».
– Не хочешь вылезать из ванны? Не справиться с собой? Выбирай: либо через две минуты ты сам вылезешь, либо я тебя вытащу силой.
Через две минуты нужно обязательно выполнить обещание, иначе болезнь будет крепчать, порождая новые «не хочу».
– Не хочу убирать за собой.
– А я не хочу слышать «не хочу», а тем более видеть, как ты заболеваешь. Сейчас я буду тебя лечить, пока ты весь не заболел.
– Есть три средства. Чтобы узнать первое, надо отгадать загадку: кожаный, длинный, хорошо лечит.
– Это моя загадка, я ее сам придумал. Такое средство я не люблю.
– Я тоже. Поэтому лучше второе - быстренько уложить тебя спать. Когда проснешься, будешь здоров.
– А третье какое?
– Ведро холодной воды.
– Прямо в одежде?
– Конечно, пока болезнь не проникла внутрь. Ты забываешь про свое «не хочу убираться» и начинаешь не хотеть холодной воды. «Не хочу холодной воды» оказывается сильнее, и ты выздоравливаешь. Я слишком тебя люблю, чтобы позволить «нехочушке» овладеть тобой.
Болезнь - это кризис, это результат отсутствия профилактики, это всходы посеянного когда-то. Наказание - это кризисная мера.
– Не я тебя наказываю, ты сам себя наказываешь. Я вынужден помогать тебе, зная, что ты без меня справиться не можешь. Тебе и самому неудобно за свои поступок, только ложный стыд мешает в этом признаться. Я огорчен вместе с тобой. Постарайся в следующий раз не доводить меня до крайних мер.
Вы, конечно, заметили отсутствие требования извиниться. Именно требования. Если хотите, то подскажите ребенку, что он должен делать:
– Тебе следовало бы попросить прощения, если ты истинно раскаялся, если ты действительно сожалеешь о случившемся. Не может быть, чтобы тебе было не жалко бабушку, которую ты только что толкнул, сделав вид, что не заметил.
Ребенок, конечно, заметит Ваше огорчение, надежду и уверенность в лучших его качествах, заметит сходство Вашей подсказки с просьбой и внутренне примет эту просьбу с благодарностью, как помощь, с благодарностью за то, что его не заставляют врать. Безусловно, не сразу каша просьба станет для ребенка внутренним требованием. Категоричность внешнего требования со стороны взрослых будет способствовать нарастанию лицемерия: ребенок не хочет извиняться, а его заставляют; он не соглашается с ним, но боится последствий; он ищет способа ублажить Вас, не осознав пагубность поступка, отдаляясь при этом от искреннего раскаяния. Только наше открытое сердце может подсказать дозу категоричности, позволяющую ребенку овладеть общепринятыми формами легализации покаяния. За каждым словом извинения стоит либо страх, либо совесть. Формальное извинение никому не нужно. Мы прекрасно чувствуем его пустоту и бессодержательность.
Когда мы с женой начали домашние встречи с друзьями по курсу «семейная педагогика», одним из первых возник вопрос к тогдашнему нашему учителю Анатолию Циденовичу Гармаеву:
– Должен ли я просить прошения у человека, если признаю себя виноватым, а он не в состоянии понять меня? Не мечу ли я бисер перед свиньями? Не зря ли я унижаюсь перед недостойным?
Искреннего согласия с ответом Гармаева я тогда
– Конечно, должен, - ответил Анатолий Циденович.
– Для Вас это будет фиксацией внутреннего преодоления. Вы, взрослый человек, сознательно приучаете себя не лицемерить, говорить вслух о своих поступках. Когда Вы научитесь это делать. Вы не сможете не извиниться, и этот вопрос потер зет для Вас смысл. Голос совести, не загнанный в подсознательную глубину, так высветит Вашу вику, что Вы придете от нее в ужас, и так возвысит Вас, что даст Вам силы искренне пережить раскаяние, не задумываясь о форме раскаяния и об оценке этой формы окружающими. Значимость внутренней оценки, когда говорит совесть, преобладает над внешней оценкой, когда говорит страх.
К сожалению, нашу первую дочь мы заставляли просить прошения. Третья дочь, четвертый ребенок, росла без этого требования. Оказалось, это возможно и, видимо, единственно верно, хотя и требует времени на сеяние и терпения при выращивании. Настал такой день, когда, совершив нечто и успокоившись после осуждения. Маша сама сказала: «Папа, прости меня, пожалуйста, мне ужасно стыдно. Я постараюсь так больше не делать».
Наши дети подвели нас к пониманию еще одного важного момента: если мы поссоримся с ребенком из-за его поступка, то мы должны первыми и помириться С ним. Кто же, как не мы, научит его мириться, если он никогда не видел и не переживал примирения? Хорошо, если мама подскажет сыну, как это сделать, какие слова сказать тале, как к нему подойти. В крайнем случае, мамочка вместе с сыном придет к отцу и попросит за него: «Ты знаешь, папа, нашему Мите так стыдно, что нет сил даже рот открыть. Я надеюсь, в следующий раз он справится с собой и не будет так делать. Давай еще раз поверим в него и простим».
А что делать папе в случае смерти жены, когда некому больше мирить? Вот тогда только и чувствуешь необходимость не слов о прощении со стороны наказанных детей и обиженных жизнью, а слов о примирении, о сожалении со стороны наказывающего. Теперь в одном лице одна власть, карающая и милующая одновременно: «Давай мы с тобой помиримся, нельзя жить в ссоре, а особенно спать ложиться, не примирившись и не помирившись. Давай обнимемся и посмотрим друг другу в глаза с любовью. Ты для меня всегда самый лучший, хоть и совершаешь иногда плохие поступки».
Дети искренне и сильно переживают каше осуждение, но принимают его в мире, а не за счет мира. Мир нужен всем как воздух, и не будет поэтому права мама, если уложит спать дочку, не сказавшую папе: «Спокойной ночи!» Эти слова можно искренне сказать только с не закрытым обидой сердцем. Утром дочка подстерегла в коридоре папу и сказала: «С добрым утром! Я долго не могла уснуть и всю ночь плохо спала, потому что мы с тобой не помирились вчера». Лучшего жизненного подтверждения необходимости примирения яке знаю. Перед моими глазами встает в памяти еще один ребенок, всхлипывающий в темном коридоре после конфликта с родителями: «И никто меня не любит, и никому я не нужен». Мне до сих пор стыдно за свою косвенную вику перед этим ребенком. Благодарю Всевышнего за то, что дал мне это услышать.
Начало трудового становления приходится также на 5 лет. С этого возраста на внутреннем плане развития ребенок активно учится трудиться ради другого, а мы, взрослые, видим только внешнюю сторону этого процесса через желание ребенка помогать близким. Нам кажется, ребенок учится мыть пол, мыть посуду, подметать, а на самом деле он учится труду, а не конкретному делу. Ради другого, ради помощи другому он смело берется за незнакомое дело, требующее подчас невиданного для этого возраста мастерства, с радостью бесстрашно преодолевает себя и свое неумение. Истинное трудовое действие начинается с отклика на нужду другого. Отклик порождает искренние слова: «Бабушка, я хочу тебе помочь».