Как приручить дракона 2
Шрифт:
— Легко вам говорить, — они уже поняли, что еще придется поработать и снова включились. — У вас же нервы как стальные канаты!
— Отнюдь! — покачал головой я. — Кто угадает, какой у меня тип темперамента?
— Ну-у-у… — Кузевич почесал голову. — У вас много энергии, вы умеете общаться с кем угодно… Сангвиник?
— Не-а, — усмехнулся я. — Хотя чистых типов не бывает, но я — меланхолик. Любой тест это показывает.
— Фигассе — меланхолик, — выпучился на меня Ляшков. — Я думал — меланхолики нытики!
— Мгм, — сказал
Вообще, весь день был отличным. Мы постоянно переписывались с Ясей в мессенджере, кидали друг другу фотки, что у нас происходит вокруг и как будто за одни сутки старались узнать друг о друге все-все-все. Многое перекликалось: у нее шли пары по аквамантии, у меня — уроки, ее пытались затроллить ученики — и меня тоже, она собиралась на тренировку — на джампинг, что бы это ни значило, и я собирался — в спортзал.
И мы вдвоем очень сильно ждали встречи.
Но пока — я встретил Белова и компанию, и договорился, что тренировку проведем в шесть, чтобы к семи закончить. У них вроде получалось и спортзал был свободен, так что особой проблемы не было. Сообщив эту радостную новость Вишневецкой, я засел за кипой тетрадей — проверять самостоялки, накопилось аж шесть классов. В моем кабинете шли уроки, поэтому заседал я в учительской, вооружившись огромной кружкой отвратного кофе (который не «тварина», а «растварина») и протеиновыми печенками. Старшие педагоги, видя такие вольности в обращении со священными ученическими манускриптами, делали страшные глаза, молодые — угощались печенками. Даже Елена Владимировна — та самая училка эльфийского с большими глазами.
— Салам, Серафимыч! — сказал Джабраилов, входя в учительскую. — Подвинься, я тоже проверять буду. У меня контрольные прошли… О-о-о, да ты прям жрешь! Ух, надо было люля с собой принести! Или селедку!
— И в тетрадки заворачивать… — мы заржали, а потом я машинально поставил кофе на стопку тетрадей, сделал страшные глаза, убрал и мы заржали еще сильнее.
— Слу-у-ушай, это не твой Игнатов там турник насилует? — спросил Гасан. — Навешал резинок каких-то…
— Да-а-а? — удивился я. — Игнатов? Нет, ну он просил меня научить его подтягиваться, даже пару раз на тренировки приходил, я там показал ему кое-что типа удержания в верхней точке и негативных подтягиваний, ну и с лентой эспанером, но чтоб прям сам занимался… Надо же! Мужи-и-ик!
— Реально месяц уже там болтается! — покивал Джабраилов. — Ну, не в смысле… А в смысле — периодически! И вот сейчас — тоже!
— Посмотришь за тетрадочками? Печенки можешь есть, а кофе не сметь трогать! Он отвратительный! — но, увидев плотоядные взгляды математика на кружку, я ухватил ее с собой. — Заберу! Ужас, до чего система образования учителей доводит… Есть у меня знакомый журналист, ему бы заголовок понравился: «Историк и математик подрались в учительской из-за кружки кофе!» А печенки ты кушай, кушай!
Я спустился
— Игнатов? — это на самом деле был он.
Тот самый интеллигентный юноша со взором горящим и слабостью в руках. В спортивных штанах и майке-борцовке, он тряс руками, стоя под турником — сгонял усталость. Нет, за месяц он, конечно, не подкачался. Не бывает такого. Но — подтянулся! Руки уже не казались такими дряблыми, да и сам он выглядел несколько более живым, что ли.
— О-о-о, Серафимыч! А я тут… А хотите — я вам покажу? Один раз могу уже! — он явно гордился собой.
— Да ладно? Слушай, за месяц — научиться подтягиваться с нуля? Я такое только в сети читал…
— Не верите? — он решительно мотнул головой. — Ну, смотрите!
Степан сдвинул в сторону резинку-эспандер, еще раз встряхнул руками, вдохнул-выдохнул несколько раз — и взлетел на турник. А потом — раз-два-три! Подтянулся три раза! И с осоловелыми, счастливыми глазами, спрыгнул и красиво поклонился кивком головы — как на олимпийских играх.
— О-хре-неть, — только и смог сказать я. — Ты крутой, Степан. Ты просто… У-у-у-у! Иди сюда, руку тебе пожму!
Для него это точно кое-что значило. И это было меньшее, что я мог для него сделать. Рукопожатие вышло крепким, мужским.
— Девчонки обалдеют, — сказал я. — Если уж я обалдел, то они — подавно!
— Да-а? — спросил Степаню.
А потом лопнули стекла по всему спортзалу. Как-то сразу, резко стала сыпаться побелка с потолка, зазмеились трещины по верхнему слою штукатурки на стенах… Однако! Что, к бесам…? Нет, а что ЕЩЕ это могло быть? Все казалось ясным как Божий день! Поэтому я сначала рванул к дверям спортзала и захлопнул их, и задвинул шпингалет — изнутри. Потом — ухватил Игнатова, который точно был не в себе, и потащил в подсобку, туда, где хранились маты, и уложил его на целую их стопку.
С потолка сверзилась одна из ламп, в разбитые окна уже хлестал ветер с дождем. Я достал из кармана телефон и набрал номер директора школы:
— Хуетак, Ингрида Клаусовна… — извиняющимся тоном поздоровался я. — Слышите, как спортзал на куски разваливается? Это у Степы Игнатова инициация первого порядка… Думаю — телекинез. Ага, я тут, парня на маты положил, он жив и здоров, но имеет бледный вид. Да не виноватый я! Оно само, честное слово!
Том окончен, впереди — еще парочка, это минимум. За написание третьего возьмусь в октябре.
А пока — хочу уделить время Аркану, написать несколько больших и интересных глав. Это — здесь— и это, определенно, заслуживает внимания. Может быть — понравится, может быть — нет, но оценить стоит.