Как профукать миллион
Шрифт:
– Вот он у меня всегда такой! – заволновалась женщина, думая о том, что не совсем красиво получилось. – Никогда не предупредит заранее! Я бы стол накрыла, если б знала, что у нас будут гости.
– А кто мешает это сделать сейчас? – риторически произнес Клим. – Где тут у вас руки помыть можно?
Она заторопилась в дом за полотенцем, а Клим пошел смотреть кроликов. «А ничего баба, – думал он про хозяйку. – Коня на скаку точно остановит. За такой глаз да глаз нужен».
Он помыл руки, вытер о траву кроссовки и зашел в дом. Хозяйка вскрыла банку с солеными огурцами, крупно порезала картошку,
– Я помогу, – сказал Клим и взялся отнести в комнату тарелки и банки. По пути он выудил два крепеньких, в пупырышках, огурчика и съел их. Потом стал рассматривать фотографии в рамках. Почти на всех присутствовал милиционер. Где-то он был худым, где-то уже толстым, но фуражка на всех снимках не менялась. Клим попытался представить, как выглядело бы лицо милиционера, если вместо фуражки приставить оленьи рога. Выходило неплохо, только пришлось бы подбирать другую, более вытянутую кверху рамку.
– Это Митя сфотографировался в Ростове, когда на сборы ездил, – пояснила хозяйка, заметив интерес Клима к портрету мужа.
– И часто он ездит в командировки?
– Да случается, что раз в месяц. Бывает, что реже.
– Это хорошо, – почему-то решил Клим. – Значит, я еще буду приходить к вам.
Хозяйка некоторое время раздумывала над словами гостя, старясь понять, что он имел в виду. На столе появились тарелка с жареной картошкой, залитая в смальце домашняя колбаса, глазунья, по цвету похожая на закатное солнце, соленые подберезовики с колечками лука, розовые пластинки сала с чесноком, пучок зеленого лука и бутылка водки.
– А мы что ж, Митю ждать не будем? – спросила хозяйка, когда Клим сел за стол и скрутил бутылке пробку.
– С Митей вы еще успеете.
Он налил водку в стаканы. Хозяйка смотрела на него и думала, что у Мити появился хороший друг, который, может быть, поможет перебраться в областное УВД, где и оклады повыше, и есть перспектива получить квартиру в городе. Клим думал о другом. Нанизывая на кончик вилки блестящую шляпку грибочка, он размышлял, правильно ли поймет его хозяйка, если он попросит ее закрыть дверь на крючок. Хозяйка поняла его правильно. Спустя некоторое время, пролетевшее для обоих исключительно быстро, хозяйка торопливо поправляла покрывало на кровати и взбивала, как сливки, примятые подушки. Клим посоветовал ей убрать всё со стола, и на этот раз хозяйка снова правильно его поняла.
Клим вернулся в свинарник и попытался выдернуть вилы, которые торчали в дерьме. С первого раза это не удалось, как, собственно, и со второго, и с третьего. Климу нестерпимо хотелось спать, глаза его закрывались сами собой, он покрутил головой, в поисках сеновала, но тут увидел в дверном проеме милиционера.
– Что-то ты плохо работаешь, – сказал он. – Ничего не сделал.
– Ну, это с какой стороны посмотреть, – пробормотал Клим и пожал плечами.
Через маленькое окошко в милицейском «уазике» Клим смотрел, как удаляется, тает в клубах пыли домик за высоким забором. От обеда, который предложили ему в отделении, он отказался, сославшись на религиозные мотивы, и до самого вечера подметал корявой метлой милицейский двор. Несколько раз он засыпал, опершись на метлу как на фонарный столб, но его будили грозными окриками из окна.
Оказавшись в камере, Клим немедленно лег на нары и тотчас заснул, несмотря на то, что у него появился сокамерник, который настойчиво знакомился и выпытывал у Клима, за что тот мотает срок.
Глава четвертая
Проснулся он оттого, что милиционер дергал его за ухо.
– Вставай, звезда районного масштаба, – ласково приговаривал он. – За тобой пришли.
Клим решил, что его снова собираются отправить на исправительные работы. Он тотчас со сладостным томлением в душе вспомнил о подушках и колбаске в смальце, и спросил, есть ли разнарядка в свинарник.
– Нет, только в морг, – ответил милиционер.
В дежурке Климу выдали паспорт, студенческий билет и плеер. Все двери перед ним распахнулись, и в глаза ударил солнечный свет.
– Смотри мне! – напутствовал его милиционер и на всякий случай погрозил пальцем.
Клим вышел за ограду и увидел Таню. Девушка с мальчишеской стрижкой стояла поодаль и, покусывая губы, смотрела на Клима. Казалось, она ждала, как он поведет себя, узнает ли ее и захочет ли с ней разговаривать.
– Привет! – сказал Клим и взмахнул рукой. Таня была в джинсах и розовой кофточке. На плече висел большой кожаный кофр.
– Здравствуйте, – ответила она, быстро подойдя к Климу. Глаза ее блестели и были подвижны. Она рассматривала его лицо с тем предельным вниманием, с каким решают ребус. – Как вы себя чувствуете?
– Как человек, которому отпущено двадцать восемь дней, – сказал Клим с завидным мужеством. – Давай перейдем на «ты»?
– Давай… А у вас… а у тебя найдется немного времени? – спросила она и тотчас смутилась, ибо вопрос был сродни вымогательству денег у нищего. Румянец залил ее щеки и спустился по шее на грудь. – Вы меня, конечно, простите…
Клим рассмеялся, обнял Таню одной рукой.
– Не волнуйся. В конце концов, для человечества это не будет слишком ощутимой утратой.
– Это ужасно, что вы… что ты говоришь, – выпалила она и чуть уши не закрыла ладонями.
– Ну, так что? – сменил тему Клим. – Я в твоем распоряжении.
Таня кивнула и стала торопливо расстегивать замок на кофре. Замок капризничал, девушка нервничала, покусывала губы.
– Да ты не торопись, – попытался успокоить ее Клим. – У меня же двадцать восемь дней, а не двадцать восемь минут.
Наконец, замок открылся. Таня вынула из кофра газету, развернула ее и показала Климу.
– Вот. Это про вас… Если хочешь, почитай.
Ей с трудом дался легкий и необязательный тон, каким говорят о чем-то малозначимом. Клим взял газету и вслух прочитал:
– «Творец и бесчеловечность. О драматической судьбе молодого писателя Клима Нелипова».
Он поднял глаза и с удивлением посмотрел на девушку.
– Это про меня, что ли?
– Про вас, – кивнула Таня. – Я очень старалась. Конечно, вам может не понравиться, и вы меня, пожалуйста, простите, если заметите какие-нибудь огрехи. Но я написала этот очерк на одном дыхании, и от всего сердца, и я сама так переживала, что даже… даже…