Как рассказывают историю детям в разных странах мира
Шрифт:
Подобный феномен встречается только в США и в Канаде, где, кстати, такой опасности и в помине нет: индейцы были согнаны в резервации или уничтожены. Но идея паломничества глубоко усвоена гражданами тех стран, которые существуют на протяжении всего лишь нескольких поколений. Такие «занятия историей при помощи собственных ног» обретают символический смысл заклинания злых духов.
«Черная» контристория? [5] : Кредо Мутва
5
«Черная» контристория. Марк Ферро предпринимает своего рода классификацию всего многообразия представлений об историческом процессе и вводит определения для различных проявлений исторического
институциональная история господствует в данном сообществе людей и опирается на господствующие институты – государство, партию, церковь и т. д.;.
контристория противостоит институциональной и подавляется ею. Это интерпретация, исходящая от отверженных, униженных в данном историческом сообществе. Не исключены случаи, когда эти две формы меняются местами. Контристория сама может опираться на общественные институты, только не господствующие, и тогда М. Ферро говорит об институциональной контристории. Она может существовать также и на уровне коллективных представлений, коллективной памяти людей – это третья ипостась исторических представлений, согласно М. Ферро…
Если первые две формы – это «история историков», то третья не зависит от ученой традиции и распространяется иначе. По сути дела, вся книга посвящена рассмотрению взаимодействия в разных обществах этих трех форм, или «очагов», истории.
Традиционные версии банту отличаются от «белой» истории. В какой-то своей части они были собраны врачом-знахарем Кредо Мутвой (111.21); он унаследовал их от деда, а через него – от более далеких предков. «Это истории, которые старейшины рассказывают детям, мальчикам и девочкам, сидящим вокруг огня и слушающим разинув рот. Их взгляды не омрачены еще тем, что составит их будущую жизнь: ни болезнями, ни горечью, ни гневом».
Он прочел и хорошо знает историю в изложении белых. Он не оспаривает ее правдивости, но оспаривает ее слепое бесстыдство. «Разве эти так называемые суеверия, которые представляются «странными», сами по себе делают из африканцев недочеловеков? Для того чтобы утверждать такое, нужно не иметь никакого представления о том, что было бы, если бы в мечеть Дар-эс-Салама ввели поросенка или если бы попытались надругаться над статуей Девы Марии на глазах у сицилийской религиозной процессии».
Разумеется, банту из-за недостатка образования подчас не вполне понимают природу технических приспособлений. Они, например, избегают селиться близ телеграфных столбов, боясь, что по проводам их разговоры передаются в полицию. Фотографирование или снятие отпечатков пальцев кажется им какими-то таинственными манипуляциями, секретом которых владеет белый человек. Но в то же время банту и бушмены обладают знаниями, о которых белые не имеют ни малейшего понятия и, очевидно, не будут иметь никогда (…) «Намного раньше европейцев они правильно представляли себе Солнечную систему. Их знания о природе гораздо более продуктивны, чем знания белых, утративших какой бы то ни было контакт с ней. Точно так же они располагают весьма разработанным правом, а португальцы и голландцы совершенно игнорировали его, им и в голову не приходило, что оно может существовать».
Объяснение кафрских войн* с его точки зрения ничего общего не имеет с объяснениями «белой» истории.
Труднее всего победить оказалось племена коса. Это был настоящий народ, оформившийся раньше, чем зулу; после уничтожения империи Мономотапа они эмигрировали на юг. Они смешались с готтентотами и бечуанами. В отличие от зулу они начинали бой на близком расстоянии, а не издалека, так как не умели делать достаточно совершенные дротики. Они применяли дубинки и тупые орудия, против которых не годился никакой щит. Они обладали таким искусством метания пращи, что она ослепляла и тут же убивала противника.
«Они специализировались на воровстве скота и были весьма искусны в этом деле. Но подобно племенам масаи в Кении, воровали они больше ради удовольствия, чем по необходимости, а затем перекрашивали животных таким образом, что их нельзя было узнать. Только согласно праву коса разрешалось лишить вора его имущества точно так же, как разрешалось и воровать. Таким образом коса вынужден был все время совершенствовать свои приемы, и имелось в виду, что тот, с кем он «вступает в контакты», в свою очередь, поступает так же (…)»
Ведя между собой обмен, коса, с одной стороны, и португальцы или голландцы, с другой, придерживались разных обычаев. Европейцы обвиняли, например, коса в воровстве, когда те, будучи приглашены в гости, уходя, забирали что-нибудь с собой; «разве те не пользуются пищей, когда приходят к нам пировать?» А главное – перед кафрскими войнами англичане и голландцы не знали, что корову нельзя использовать для обмена на неодушевленный предмет, будь то даже очень большое количество металла или табака. Существовал обычай при обмене забирать обратно часть потомства самки. Таким образом, белый радовался, что так хорошо провел коса, оставившего ему свою корову, тогда как в действительности она являлась своего рода залогом следующей сделки, которая обязательно происходила спустя несколько месяцев и по которой стоимость самки возмещалась другим животным или даже двумя.
Поселенцы, не понимавшие подобных отношений обмена, приходили в полное изумление, когда сотни животных исчезали после того, как они заключили касающуюся их сделку и, как полагали, выменяли их себе в собственность.
Кредо Мутва упрекает авторов учебников в том, что они не дают себе труда проанализировать разницу между правом голландцев и коса, рассматривая последних как «суеверных людей, не ведающих, что такое сила договора».
Правда, знание европейцами нравов и обычаев коса не всегда шло африканцам на пользу. Так, в XIX в., основываясь на знакомстве с представлениями коса, удалось мистифицировать их и заставить поверить, что боги призывают к своего рода коллективному самоубийству. Вот так, не подвергаясь риску новой войны, европейцы погубили, толкнув на самоубийство, часть общины коса.
Свидетельство Кредо Мутвы не единственное. «Черная» история стремится утвердиться в Южной Африке, в особенности с тех пор, как практически вся Африка стала независимой, а жестокие репрессии в Соуэто вызвали негодование международной общественности против расистской практики правительства Претории.
«Черная» история ставит под сомнение ту интерпретацию фактов, которая имеет целью узаконить ограничения туземцев рамками их племен, распыление их по произвольно определенным «национальным отечествам», словом, подвести моральное и историческое основание под апартеид. И все же нам представляется, что сами африканцы, несмотря на все большую настоятельность их требований и их уверенность в своем будущем, практически не имеют возможности воздействовать на «белую» историю и изменять ее содержание. По крайней мере в ЮАР это так.
«Черная» история, в том числе и история Южной Африки, может быть написана только где-то в другом месте.
2. Деколонизированная история: Черная Африка
Стратификация истории в Черной Африке
Представления о прошлом в Черной Африке стратифицированы по трем уровням. Наиболее укоренившаяся, устная традиция зиждется не только на фактах, но также и на мифах. Так, например, легенды о Чаке или Сундиате обладают в ней такой же реальностью, как и их подлинные подвиги. Вторая страта – это та история, которую преподавали колонизаторы. Наконец, третья: получение независимости дало импульс современным африканским историкам и африканистам, результатом чего стала переоценка всей истории Африки. Новый взгляд на прошлое все еще в стадии становления и утверждения, и одним из ярких его выразителей является журнал «Африка сегодня» («Африка Замани»). Новые воззрения находят отражение и в школьных учебниках франкоязычной Африки: в них представлена деколонизированная история.
От истории к легенде: Чака, король зулу
В памяти африканцев о Чаке, правившем в 1816–1828 гг., укрепившем королевство зулу, легенда перемешивается с историей. Африканская негритянская литература, особенно франкоязычная, восприняла суть сохранившихся воспоминаний, наполнив их новым смыслом.
Воин изумительной отваги, Чака предал своего сюзерена, который не пожелал возвести его в сан наследника престола. Чака указал врагам место, где его повелитель рассчитывал дать сражение. Как только тот попал в плен, Чака занял его место и добился главенства зулу над племенами мтетва (1816). Он сразу же модернизировал военное дело, реорганизовал армию, введя в ней спартанские обычаи. Первым делом Чака изменил размер дротиков, у зулу по традиции длинных (их бросали издалека). Дротики стали короче, и их можно было использовать и в рукопашном бою. Чака ввел физические упражнения для укрепления мускулов зулу, бойцы стали, кроме того, получать больше мясной пищи. Тренировки стимулировались соревнованиями, кульминацией которых были состязания в подвигах.