Как создать идею для лидера
Шрифт:
Шлиман думал об отце-тиране почти с ненавистью, перемешанной с вычурной учтивостью, которая явно относилась не к области чувств, но являлась вопросом престижа преуспевающего сына. Об отце, по словам Генриха Штоля, биографа Шлимана, он думал не иначе как о тиране, который «загнал в могилу его мать, лишил его самого радостей детства и спокойно, без всяких угрызений совести, оставил бы его в нищете». Но это патологическое недоверие к родителю, смешанное со злостью на него, породило в нем самом не только устойчивое намерение надеяться исключительно на собственные силы, но и развивать их, применять по назначению, добиваться высоких результатов. Когда же упорство и развитая работоспособность позволили ему занять высокое социальное положение, из соображений престижа и вследствие намерений следовать вечным ценностям Шлиман боролся с собственным непреодолимым отчуждением, «регулярно» посылая престарелому отцу «значительные суммы», арендовав для него приличное имение.
Знаменитый
Бетховен испытывал к отцу, скорее, не ненависть, а зловещую досаду, ощущение отпечатка чего-то грязного и несовершенного, недоведенного до возможного развития. Алкоголизм отца, его неспособность раскрыться как музыканту, его фактическая неполноценность как опоры семейства включили в представлениях юноши определенный механизм противодействия ситуации. Роковые события, и в том числе смерть матери, ответственность вместо отца-неудачника зародили в нем желание добиться чего-то значительного, отделяющего его от родителя заслоном достижений. Опираясь на признание окружения, созданную психологическую установку, он начал путь восхождения к славе. Но первым стимулом, первородной мотивацией все-таки были жуткие отношения с отцом и рожденная из них фрустрация.
Говоря об этом виде фрустрации, следует заметить, что она нередко приводит личность ребенка к пограничному состоянию; именно не сложившиеся отношения с отцом чаще всего смещают восприятие в область деструктивного. У представителей мужского пола это может проявляться в желании насилия, разрушений, уничтожения всего без разбора, у представительниц женского – в неверии в себя, сложнейшем комплексе женской недостаточности, притуплении инстинкта материнства и неспособности жить в семье. К примеру, большинство ярких деструктивных личностей, таких как Чингисхан, Гитлер, Сталин, Распутин, имели непреодолимо негативные отношения с отцами. Нерон слышал об отце не иначе как о подонке.
Фрустрацию социального отторжения также следует считать одним из крупнейших стимулов для самоорганизации и уверенного преодоления преград. Распространенные ее разновидности – бедность, принадлежность к низшему классу, напоминание в микросоциуме о несоответствии положения, о более низком статусе. Этот вид фрустрации вызывает необходимость «доказательств» социальной полноценности и слишком часто уводит в русло творческой деятельности по той причине, что великие творцы во все времена занимали исключительное место в социальной иерархии. Но конечно же, нередки и симметричные ответы личности, стремящейся к власти и финансовому изобилию. Однако, как и предыдущий вид фрустрации, продолжительное социальное отторжение, притеснения и выдавливание из своего социального пространства способны вкупе с другими негативными факторами привести к доминированию деструктивных импульсов. Примеры Чингисхана, Ивана Грозного, Гитлера, Распутина, Саддама Хусейна напрямую связаны с решительным отказом социума принять их в качестве целостных образов личностей; социальные противоречия вкупе с другими раздражителями стали для них серьезным стимулом для ухода в плоскость обитания демонов. Стоит принять во внимание, что так же, как потеря родителей, противостояние с отцами, социальное отторжение подвигают личность к нарушению принципов добра и защиты жизни лишь в тех случаях, когда у них появляется возможность поступательного и безнаказанного вовлечения в насилие и разрушение. Таким образом, для области деструктивного эти проявления фрустрации оказываются в большей степени сопутствующими факторами, тогда как для рождения масштабного творца, крупного лидера социальные противоречия имеют позитивные последствия. Они ведут к закалке духа борьбы, к пониманию необходимости действовать, думать, полагаться исключительно на себя.
Финансист вселенского масштаба Джордж Сорос прошел через удручающие унижения нищеты, голода и страха смерти во время войны. Кажется, именно эти испытания дали ему основной импульс к идее и победам. Позже он поставил перед собой ясную цель: достичь такого уровня обладания богатством, чтобы его положение являлось неоспоримым, неприступным и влиятельным. Подрабатывая носильщиком на вокзале или дежурным в бассейне, он всегда с дикой отрешенностью думал об одном – как заработать большие деньги и вырваться из плена порочной зависимости от бедности, которая делала его безликим и подталкивала к унизительной работе. А еще он постоянно читал и скрупулезно добывал знания в Лондонской школе экономики. Потому можно утверждать, что его пресловутая «молниеносная решительность» при принятии масштабных сделок является не чем иным, как результатом продолжительного развития. Но что сделало Сороса иконой финансового мира, если не страх нищеты, угроза оказаться за скобками верхней социальной прослойки общества?
Железная леди Маргарет Тэтчер в молодости испытала, что значит оказаться изгоем из-за социального несоответствия. Ключевым событием в процессе ее становления стала фрустрация неразделенной любви к молодому человеку графского происхождения. После того как «дочери бакалейщика» популярно растолковали, почему она должна забыть о своих тайных притязаниях, шипы колючей действительности надолго впились в сердце девушки, сделав ее заложницей глобального успеха. Вот тогда-то и начали выковываться ее стальные тиски, в которых она могла держать целую нацию, лишь бы всем были заметны доказательства ее величия.
Драматург Бернард Шоу, писатели Антон Чехов, Джек Лондон и Максим Горький, живописец Марк Шагал, актер и мастер боевых искусств Брюс Ли, законодательница мира моды Коко Шанель, танцовщица Айседора Дункан, актрисы Мэрилин Монро и Софи Лорен, покорители сцены Мадонна и Майкл Джексон – все эти известные имена, звук которых у многих вызывает трепетное благоговение, принадлежат людям, в большей или меньшей степени обязанным своим восхождением раннему познанию социальных проблем, перипетиям нелегкой жизни в нищете и вечной борьбе за средства к существованию. Важной общей чертой для них являлось понимание, что помощи ждать неоткуда, а только личная ответственность за свое будущее может изменить его. Такой стимул, как угроза вечной нищеты, являлся универсальным средством помнить о проблеме каждый день. И каждый день действовать. Взять хотя бы легендарного остроумца Шоу, который, осваивая амплуа мастера пера, за пять лет написал пять романов (кстати, не имевших успеха). «То были годы ученичества, и я преодолевал их со всем упорством, на какое способен робкий, недовольный собой ученик, проходящий курс у строгого учителя (а учителем этим был я сам), у учителя, которого нельзя ни задобрить, ни обмануть, и я, чтобы не потерять уважения к себе, упорствовал в своих занятиях, несмотря на полное безденежье, а оно дважды (меня до сих пор передергивает, когда я вспоминаю об этих критических моментах) означало и рваные башмаки, и обтрепанные манжеты (приходилось подравнивать бахрому ножницами), и бесформенный от старости цилиндр…» – вот глубокие зарубки воспоминаний, оставленных на древе жизни драматурга.
Тут, правда, необходимо оговориться, что никто из людей, побывавших на социальном дне, не разуверился в себе и в своей генеральной линии. Менять направления и пути движения к цели (в чем убеждает технология НЛП) – это многоходовая тактика, держаться своего выбора и своей цели – стратегия. И тут наши герои проявляли и чудеса изворотливости, и чудовищный эгоизм. Тот же Бернард Шоу, ни секунды не сомневаясь, переложил заботы о хлебе насущном на мать, духовную близость с которой он сохранил на долгие годы. «Я бросил на эту борьбу мою мать. Я не стал опорой в старости для моего отца; я сам цеплялся за фалды его сюртука», – вспоминал он об этом периоде, добавляя, что «не краснея, пошел на этот позор». Ради великой цели, ради индивидуальной идеи.
Рихард Вагнер дошел в своих требованиях содержать себя до абсурда, до болезненной мании величия, граничившей с паранойей. Деньги он выпрашивал у всех, с кем общался. Ференц Лист, с фатальной безнадежностью спонсировавший Вагнера, однажды предложил композитору поработать в США. В ответ надменный Вагнер ошпарил своего друга (и тестя) вызывающей, насмешливой наглостью: «Боже милостивый, да те суммы, которые я мог бы «заработать» в Америке, их люди должны дарить мне, не требуя взамен решительно ничего, кроме того, что я и так делаю, потому что это и есть самое лучшее, на что я способен. Помимо того, я создан не для того, чтобы «зарабатывать» 60 000 франков, а скорее для того, чтобы проматывать их. «Заработать» я и вообще не могу: «зарабатывать» не мое дело, а дело моих почитателей давать мне столько, сколько нужно, чтобы в хорошем настроении я создавал нечто дельное». Почти с такой же наглостью, может быть, слегка прикрываясь дружеской деликатностью, пользовался деньгами друга и соратника Карл Маркс. Фридрих Энгельс безропотно выполнял волю неугомонного гиганта мысли. Даже Владимир Набоков, привыкший с детства к роскошной жизни и лишенный всяких навыков практичности, в гремучие годы «берлинской» эмиграции постоянно одалживал деньги у более предприимчивого тестя и не без тайной радости принимал жертву жены быть некоторое время кормилицей семьи. С пребольшим удовольствием этот кузнец причудливых выражений передавал жене полномочия редактирования и перепечатывания своих произведений на машинке. Правда, позже он заявлял, что никогда не считал труд писателя источником дохода, подкрепляя свои слова преподаванием английского языка и переводами (когда с наступлением мирового кризиса в Берлине стало совсем невыносимо, известный уже к тому времени писатель подрабатывал даже тренером по теннису).