Как стать королевой
Шрифт:
— Теперь вижу, — успокоил меня Лег, шагнул ко мне и обнял свободной рукой — на другой, из которой уже успел исчезнуть нож, висел вцепившийся зубами и когтями Клипс.
Я вырвалась и с ненавистью посмотрела на Лега:
— Предатель!
— Танислава… — начал он, скривился, поднял руку, в которую, утробно рыча, впился мёртвой хваткой грифёнок. — Забери его, пожалуйста.
Я посмотрела на выступившую из глубоких царапин кровь и попыталась оторвать Клипса, но он не размыкал зубов.
— Клипс, отпусти его.
Мне пришлось повторить дважды и потянуть как следует. Наконец грифёнок нехотя послушался, посмотрел на Лега и зашипел с ненавистью.
— Лери? — заметил её Лег.
— Ага, Лери, — подтвердила она, складывая руки на груди и мужественно загораживая меня. — А ты нам ничего не хочешь объяснить,
— Мертвее не бывает, — спокойно сказал Лег, даже не обернувшись,
— Меня очень интересует его замечание насчёт не первого члена королевской семьи, — холодно сказала я, задвигая Лери за себя и передавая ей брезгливо отряхивающего окровавленные лапы грифёнка. — Это ты убил мою сестру?
— Нет.
Странно, но он, кажется, не лжёт.
— Я всё тебе расскажу. Но только тебе, — он взял с кресла небрежно брошенное там полотенце, обмотал ладонь, завязал зубами узел. — А сюда сейчас явятся твои братья. Да и Ладимир наверняка… — он взял меня за руку, Лери предостерегающе вскрикнула, но у меня уже мелькнула перед глазами темнота, и я обнаружила, что стою вместе с Легом на скале над морем.
Погода была серая, море не замёрзло, брызги от разбивающихся волн долетали до нас. Похоже, мы где-то далеко на юге — дом семьи Адрея на северо-востоке, там ещё царит зима… Море светилось странным, потусторонним, мерцающим светом…
— Водоросли, — пояснил Лег. — В это время года здесь ночью всегда так.
Лег потянул меня прочь от берега, я обернулась и увидела маяк, выглядящий таким древним, что казалось, он стоит здесь уже тысячу лет, а может, так и было. Вершина башни терялась где-то в темноте неба, фонарь не горел.
— Пойдём, вот-вот начнётся дождь, — Лег повёл меня к маяку, мы обогнули круглый бок, и Лег открыл мощную деревянную дверь. С трудом — полотенце покраснело от крови. Остановился на секунду на пороге, потом завёл меня внутрь, закрыл за нами дверь, и вокруг стало абсолютно темно. — Не бойся, идём. Я часто прихожу на этот мыс. Тут недалеко дом моих родителей. Я здесь вырос.
Лег повёл меня вверх по лестнице, открыл дверь, и мы оказались в небольшой комнате, в которой были только стул, стол, что-то вроде нар и раковина. Всё покрывала пыль — здесь явно уже давно никто не жил. Щелчком пальцев Лег зажёг свет в керосинке на столе, развязал полотенце, подошёл к раковине, взялся левой рукой за рычаг в стене, опустил его, потом ещё раз и ещё. В трубе раздалось шипение.
— Я не убивал твою сестру, — спокойно сказал он, не оборачиваясь. — Но я убил одиннадцать человек из королевской семьи. Двоих братьев твоего отца, одну из его сестёр и их семьи. И ничуть о том не жалею, — полилась вода, он подставил руку под струю. — У меня были с ними свои счёты, и когда Челси предложил это мне, я сразу согласился.
— Предложил убить их? — уточнила я. — Так ты работаешь на Челси?
Что ж, хоть на один вопрос я получила ответ.
— Да. Он убрал часть стражи. Я проник в их покои и перерезал всех, пока они спали. За исключением одного. С ним у меня были особые счёты. Это было давно, очень давно. Но… есть вещи, которые никогда не забываются.
Он замолчал и молчал довольно долго. Медленно водя пальцами правой руки по располосованной левой, потом по лицу. Пояснил:
— Грифячьи царапины не заживляются сами, — Лег посмотрел на меня. — Садись.
Я осталась стоять — если сбегать, то из положения сидя я по прибытии снова себе всё отобью. А что придётся бежать — вполне возможно. Вон как он на меня смотрит — мурашки по коже бегут.
Уголок его губ чуть дёрнулся в усмешке — то ли горькой, то ли презрительной. Лег опёрся спиной о стену напротив меня, сложил руки на груди и ровным голосом начал рассказывать:
— Это было давно. Мне было где-то сорок, моей сестре — двадцать. Она была ребёнком, рождённым благодаря заклинанию, которое мы наложили на всех наших женщин. Она была поздним и очень любимым ребёнком. И очень ласковым. Проклятые рода тогда зализывали раны, прятались, где могли, это потом мы осмелели, когда поняли, что Совет сильно пострадал от войны. Но тогда, когда мы с сестрой встретили одного из принцев, мы боялись. И поэтому не посмели отказаться, когда он пригласил нас к себе. Ты, наверно, догадываешься, что произошло. Когда он потащил её к себе, я пытался помешать, но я был один, а его слуг — много. Вдоволь наиздевавшись, он позволил забрать её. Она умирала на моих руках, в лесу, на снегу, алом от её крови. Я не знаю, как смог унести её так далеко… И моя милая доверчивая сестрёнка, так похожая на тебя, Слава, смотрела на меня ужасными глазами… совершенно мёртвыми.
Голос Лега дрогнул, он отвернулся, резко вздохнул, обошёл меня и встал у окна, глядя на море, шум которого был явственно слышен здесь. В него вплетался всё усиливающийся свист ветра; гром грянул, казалось, прямо над маяком, и я вздрогнула. Через пару секунд по стеклу захлестали косые яростные струи ливня. Лег снова заговорил:
— Я очень долго убивал его, изрезав его на лохмотья, как он её, но это не могло вернуть мне сестру. Я так долго ждал этого! Так долго… Но это было только временное облегчение. Потом снова тоска стала грызть моё сердце. Родители были уже пожилыми людьми. У отца остановилось сердце, когда он узнал, что его дочери нет на свете. Мать выдержала. Она прожила ещё очень долго, она была правой рукой Витора всё это время, — Лег вздохнул. — Тогда, соглашаясь на предложение Челси, я не понял, что даю ему оружие против меня, против моей семьи — у моей матери несколько сестёр, у них дети… Я был убийцей членов королевской семьи, стоило Челси сказать слово, и всех их казнили бы. Я не хотел жить, но за них решать не имел права. И я стал выполнять для Челси разные поручения, сначала небольшие, потом… А двенадцать лет назад Челси полностью заполучил меня. Человек ко всему привыкает. И я привык к своей жизни. Привык настолько, что полюбил женщину из благородного рода. Она была не похожа на других, а ещё был издевательский подарок Челси — запрет на меня не распространялся. Я не думал, что смогу привлечь такую красавицу, всегда весёлую, всегда окружённую подругами и поклонникам, но… Сначала я думал, что я для неё не больше чем развлечение, она очень любила жизнь и все её радости. Но постепенно мы привязались друг к другу. Разумеется, я думал, никто не знает об этом. И, разумеется, Челси знал. Он никогда не выпускает свою добычу. Она забеременела. Ей удалось скрыть от всех, чей это ребёнок. Она уехала рожать на север, недалеко отсюда. Всё прошло хорошо, она послала мне сообщение — мальчик. Она была слишком усталой, чтобы говорить дольше. Только: у тебя сын, я люблю тебя… на обратном пути её карета упала с моста. Я не знаю, виноват ли в этом Челси или кто-то другой, или это был несчастный случай. И никогда не узнаю. Нашли только её тело и тела кучера и служанки. А через несколько дней пришёл Ларанд и сказал: а симпатичный у тебя сынишка… Умом я понимаю, что просто его маленькое тело унесло течением. Что даже если всё было так, как сказал Ларанд, и мой сын чудом уцелел, то ни у него, ни у Челси не было причин оставлять его в живых. Но я не могу не думать, что он может быть жив. Моя мать знала обо всём и не проснулась на следующее утро после того, как пришло известие о гибели моей любимой женщины и нашего сына. Я остался один, а Челси мог вить из меня верёвки. Я сделал всё, что мог, чтобы добиться от него хотя бы мимолётной встречи с сыном. Но он лишь обещал, сделай это, и… Он обещал, если я убью тебя, он вернёт его. Но ты так похожа на мою сестру. Нет, не внешне, но… — он прижал ладонь к глазам и замолчал.
Во мне всё было перевёрнуто его рассказом, в горле стоял комок слёз. Я как-то забыла о том, в каком ужасе проклятые рода жили все эти годы, а Лег напомнил, зачем я здесь нужна. Я встала, шагнула к нему, мягко коснулась плеча:
— Если твой сын жив, мы его обязательно заберём у Челси, я тебе обещаю! — Лег обернулся ко мне, я увидела следы слёз на его щеке, и мне стало ужасно его жаль. Насколько же он измучен, этот стальной мужчина, если позволяет себе плакать при мне. — Я прямо сейчас пойду к Челси и выбью из него правду!
— Не вздумай, — он крепко взял меня за плечо, нахмурившись. — Я не для того отказался ради тебя от надежды увидеть сына, чтобы ты снова сунулась в лапы Челси! — он на секунду прикрыл глаза, всё так же хмурясь и глубоко вздохнул: — Ну вот и всё.
— Что «всё»? — испугалась я. Он улыбнулся мне то ли грустно, то ли насмешливо:
— Мне пора. Сюда идут Ладимир и Тан. И ещё кто-то, кого я не могу опознать. Ну да это и не важно, — он отпустил моё плечо.
— Я им скажу, что… — начала я, он прервал меня: