Как Сюй Саньгуань кровь продавал
Шрифт:
Когда они петляли по переулкам, Сюй Саньгуань сказал:
– Я уже не могу терпеть, пописаем тут в уголке.
Гэнь Лун ответил:
– Нельзя, вся вода, что ты выпил, выльется, и крови станет меньше.
А-Фан сказал Сюй Саньгуаню:
– Мы выпили на несколько плошек больше, чем ты, а терпим.
Потом объяснил Гэньлуну:
– У него маленький пузырь.
Сюй Саньгуань скривился от боли в животе и, еле переваливаясь, спросил:
– А от этого можно умереть?
– Ты о чем?
– Я могу от этого умереть?
– У тебя зубы ноют? – спросил А-Фан.
– Сейчас попробую языком. Нет, зубы пока не ноют.
– Тогда не бойся, не лопнет.
Сюй Саньгуань довел их до колодца перед больницей, под большим деревом. Стенки колодца поросли мхом. Рядом стояло деревянное ведро с аккуратно свернутой конопляной веревкой, конец которой немного свешивался внутрь ведра. Когда ведро бросили в колодец, оно плюхнулось в воду со звуком пощечины. А-Фан с Гэньлуном выпили по две плошки колодезной воды, а Сюй Саньгуань выпил одну, зачерпнул еще, сделал два глотка, вылил остаток обратно в ведро и сказал:
– У меня маленький пузырь.
Они зашли в процедурную осторожно, мелкими шажками, красные от напряжения, будто вот-вот родят. А-Фан и Гэньлун к тому же несли арбузы и шли еще медленнее. Они придерживали веревки на коромыслах, чтобы груз не качался. Но больничный коридор был слишком узкий, коромысла то и дело задевали стенки, и тогда внутри у А-Фана и Гэньлуна начинала переливаться вода. Они ждали с перекошенными ртами, пока коромысла перестанут качаться, и только тогда шли дальше.
Староста Ли сидел за столом, положив ноги на выдвинутый ящик. Ширинка у него была расстегнута, вернее, пуговицы на ней вообще отсутствовали. Наружу выглядывали трусы в яркий цветочек. Больше в процедурной никого не было. Сюй Саньгуань подумал: «Так это и есть кровяной староста Ли. Тот самый лысый Ли, что покупает у нас на фабрике куколки себе на обед».
Взглянув на коромысла с арбузами, староста Ли сладко улыбнулся, поставил ноги на пол и сказал:
– Кого я вижу! Проходите, проходите!
Потом заметил Сюй Саньгуаня и сказал А-Фану и Гэньлуну:
– Этого я, кажется, тоже видел.
А-Фан сказал:
– Он из города.
– Вот оно что, – сказал староста Ли.
Сюй Саньгуань сказал:
– Вы часто покупаете у нас куколки шелкопряда.
– Ты с фабрики?
– Да.
– Ах вот где я тебя видел. Тоже пришел кровь сдавать?
А-Фан сказал:
– Мы принесли вам арбузы, прямо с грядки.
Староста Ли оторвал задницу от стула, осмотрел арбузы и сказал:
– Большие. Поставьте-ка в угол.
А-Фан и Гэньлун несколько раз нагибались, чтобы положить арбузы в угол, но ни одна из попыток не удалась: они только еще сильнее раскраснелись и запыхались. Староста Ли перестал улыбаться.
– Вы сколько выпили воды?
А-Фан сказал:
– Всего три плошки.
Гэньлун поправил:
– Он выпил три, а я четыре.
– Не врите, – сказал староста Ли и строго на них посмотрел. – Думаете, я не знаю, какие у вас пузыри? Больше чем матка у беременной. Хорошо, если выпили только десять.
А-Фан и Гэньлун застенчиво захихикали. Староста Ли махнул рукой и сказал:
– Ладно уж, у вас хоть совесть есть, не забываете меня. Так и быть, разрешу вам сегодня сдать кровь, но последний раз прощаю!
Затем он посмотрел на Сюй Саньгуаня и велел ему:
– Подойди.
Сюй Саньгуань подошел, и староста Ли сказал:
– Опусти-ка голову.
Он оттянул Сюй Саньгуаню веки и продолжил:
– Посмотрим, нет ли у тебя желтухи… Нет. Высуни язык, посмотрим, что с кишками… Кишки здоровые. Ладно, можешь сдавать кровь. Вообще-то положено сначала взять кровь на анализ, но раз ты друг А-Фана и Гэньлуна, обойдемся без этого. Мой подарок в день знакомства…
Сдав кровь, они заковыляли в больничный туалет. Шествие замыкал Сюй Саньгуань. Шли молча, с перекошенными ртами, уставившись в пол, чувствуя, что одно неверное движение – и у них лопнут животы.
В туалете они выстроились перед стенкой и, едва пустили струю, у них заныли зубы. Челюсти их сами собой заклацали, заглушая звук струи.
Затем они направились в ресторан «Победа», возведенный почти под самым каменным мостом. Сорняки, свисавшие с крыши этого заведения, делали его похожим на бровастое лицо. Окна и дверь ресторана образовывали единое целое, чисто символически разделенное двумя деревянными рейками. Приятели зашли через отверстие, которое, видимо, считалось окном, и сели за столик поблизости. Мимо них по реке проплыла ботва с кухни.
А-Фан крикнул официанту:
– Тарелку жареной печенки, два ляна вина, вино подогрей!
Гэньлун тоже крикнул:
– Тарелку жареной печенки, два ляна вина, и мне подогрей!
Сюй Саньгуаню понравилось, как внушительно они кричат и стучат по столу, он тоже стукнул по столу и крикнул:
– Тарелку жареной печенки, два ляна вина… вино подогрей!
Вскоре подали три тарелки печенки и три стопки вина. Сюй Саньгуань принялся было за печенку, но увидел, что А-Фан и Гэньлун начинают с вина. Они подняли стопки, зажмурились, пригубили, после чего изо ртов у них одновременно вырвалось тихое сипение, а лица блаженно разгладились.
– Хорошо пошло, – довольно выдохнул А-Фан.
Сюй Саньгуань положил палочки и глотнул вина. По его телу разлилось приятное тепло, а изо рта тоже само собой засипело. А-Фан и Гэньлун засмеялись.
А-Фан спросил его:
– У тебя кружится голова?
– Голова не кружится, но сил нет. Когда шел сюда, ноги подкашивались.
А-Фан сказал:
– Потому что ты продал силу. Мы продаем силу. То, что вы в городе называете кровью, мы в деревне называем силой. Есть два вида силы, одна от крови, другая от мяса. Сила от крови гораздо дороже.