Как тогда…
Шрифт:
Девятого, ближе к утру, в Петербурге заслезились крыши, а с рассветом на город посыпался мокрый снег.
«Как тогда, в январе, — думал Павел Иванович, поглядывая в окно. — Еще городовой на углу стоял. В синем башлыке. А я к Зимнему дворцу с папаней шел. Он — в сапогах, а я галоши надел. Мне их как раз на Рождество подарили…»
Здесь Павел Иванович вспомнил, как потерял тогда в толпе одну галошу, и настроение у него стало портиться. Захотелось остаться дома и залечь на диван с «Историей ВКП(б)» в трех томах. Однако поступить так ему мешала застарелая привычка к дисциплине. Секретарь товарищ Кузьмин
«Вот и замечательно, — сказал секретарь, подержав под языком таблетку валидола. — Значит, завтра, часиков в десять, и подходи. Мы тебя на углу подождем… Да мы все там завтра будем!
О том, что из всей партячейки, скорее всего, придет только он один, секретарь тактично промолчал. Прослыть нытиком или маловером накануне столетия первой русской революции товарищ Кузьмин не собирался.
Допив чай, Павел Иванович смахнул крошки со стола и отправился в комнату — одеваться. А минут через сорок он уже вышел из подъезда, привычно опираясь на трость. Неодобрительно глянул под ноги, снова вспомнил далекий январь… И побрел, доверяясь трости, по раскисшим следам, держа курс на знакомую подворотню.
Секретарь товарищ Кузьмин уже был на месте. Стоял на углу, сурово поглядывал по сторонам. Заметив Павла Ивановича, погрозил ему пальцем.
— Мог бы и пораньше прийти. Еще бы чуть-чуть, и опоздал, — недовольно сказал Кузьмин, сухо пожимая руку. — Что? Пальто еле смог надеть? И шнурок не успел завязать?
— Так ведь лет-то мне сколько, — пискнул было Павел Иванович, но секретарь его тут же оборвал:
— Сто пять лет для партийца не возраст! А тем более — в такой день. Нечего нюни распускать, товарищ Зубов!
Павел Иванович очень обиделся, но возразить не успел. Вдруг где-то недалеко, за домами, грянул духовой оркестр, и тотчас же вывернулась из-за угла и поползла по зимней улице огромная праздничная колонна. Качались над ней «триколоры» и трепыхались лозунги, один другого задиристей. «Дорогой Владимир Владимирович, не лишайте нас пра…» — выхватил Павел Иванович несколько слов с ближайшего кумача. А до конца дочитать не успел: слезы на глаза навернулись.
В голове колонны шел известный всему городу депутат Гапонов в кожаном пальто на меху. В каждой руке депутат держал по «мобильнику» и говорил то в один, то в другой аппарат отсыревшим от погоды голосом:
— Что?.. Да. Что?.. Нет! Вы чё там, в натуре, икры объелись?! Я же ясно сказал: покупай не дороже чем за два… Не отдают? Ладно, позже перезвони… Только не вечером. Занят! У нашей фракции вечером совещание. В сауне…
Заметив стариков, Гапонов ласково помахал им правым «мобильником» и жестом пригласил присоединиться к широким народным массам. Павел Иванович ойкнул и затрусил вслед за товарищем Кузьминым к колонне, отчаянно хлопая по асфальту не завязанным шнурком. «Вот оно! Началось! — думал Павел Иванович, неумело огибая лужи. — Да за такое и инфаркт получить не жалко!» Впрочем, подумав об этом, он тут же сбавил ход и начал позорно отставать от Кузьмина. А потому и прибился к народным массам в самом хвосте колонны.
— Так что на площадь идем, дедушка! Прошение Президенту подавать. Насчет региональной власти, — на ходу объяснил политический момент какой-то агитатор в дублёнке. — Мы считаем, нельзя назначать губернаторов: загордиться могут! Надо их выбирать, как раньше.
— Президент ведь, того… он же в Москве сидит, — возразил было Павел Иванович, но агитатор попался опытный — знал, что и как говорить и чем аргументировать.
— Да, в Москве. Ну и что? — рассмеялся в дубленке. — У президента везде свои люди есть! Вот им прошение и отдадим… прямо в руки. А можем и позвонить. Мы не гордые!.. Так что, дедушка, не отставай. Шире шаг! У нас каждый голос на учете!
Услышав про голос, Павел Иванович молодцевато откашлялся и огляделся по сторонам. Заметил среди незнакомых лиц одно до боли знакомое: председателя райсобеса. Хотел спросить насчет пенсии, скоро ли ее прибавят, да постеснялся. Подумал: не время свои личные дела решать! А тем более — на ходу. Так ведь и в самом деле от народа отстать можно…
— А в чистом полеСистема «Град».За нами ПутинИ Сталинград…громыхали поверх голов слова прежде не слышанной Павлом Ивановичем песни. И странное дело, чем ближе подходила колонна к Дворцовой площади, тем торжественней становилось у старика на душе. Хотя насчет пенсии очень хотелось спросить. Да и касательно льгот, тоже узнать бы не мешало…
Вдруг колонна остановилась, да так неожиданно, что Павел Иванович ткнулся лицом в чью-то куртку. И трость не помогла! А когда поправил шапку и огляделся по сторонам, председателя райсобеса вблизи себя уже не увидел. Исчез и агитатор в дубленке, словно бы с массами он вовсе даже не шел. Зато проявилась в прореженных рядах худая спина товарища Кузьмина, и ясно читались на этой спине подавленность и недоумение.
«Вот оно! Начинается!» — тревожно подумал Павел Иванович, на всякий случай пригибаясь. Вот сейчас… сию же минуту… бах! — и нет старика Зубова. А тут еще шнурок не завязанный… побежишь — обязательно упадешь!
Неожиданно впереди троекратно прокричали: «Ура!», и Павел Иванович понял, что бежать ему, пожалуй, не придется. «Стало быть, согласился… ну надо же… Быстро-то как! Может, просто патронов нет?» Спина впереди распрямилась и торчала как восклицательный знак. Оркестр сыграл туш, и колонна стала дружно таять. И тогда Павел Иванович понял, что шел в колонне совсем не зря.
Совсем близко мелькнуло счастливое лицо Гапонова. Шел депутат к своей машине и говорил в два «мобильника» малопонятные для старика слова:
— Что? Да, покупай. Ну конечно, за два! Продадут… обязательно продадут! Да мы только что договорились!.. и насчет назначений… Не бойся, назначат!.. Завтра вечером позвони… Нет, с утра не могу: мне с «нефтянкой» еще разобраться надо.
… Возвращались домой на трамвае. Не завязанный с утра шнурок живо напоминал веревочку, забытую в проходе. Секретарь товарищ Кузьмин всю дорогу молчал, и Павел Иванович к нему с вопросами не приставал: понимал, что ничего вразумительного секретарь ему сказать не сможет.