Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»
Шрифт:
Особо досталось родоначальнику науки об организованной преступности А. И. Гурову. Прежде всего потому, что-де социалистическому обществу по самой его природе не положено иметь такой «пережиток прошлого», как всякая, а тем более организованная преступность.В СССР было запрещено многое, в том числе: «Коррупция, подобно инфляции, самоубийствам, военным расходам и т. п., принадлежит к числу тех явлений, теоретическое исследование которых находится под запретом в официальной советской литературе, если они касаются СССР. Соответственно в СССР нет никаких предварительных обобщений явления коррупции, основанных на исследовании реальности» [11. Кн. 3. С. 112]. Таковы общие черты.
Детали в этой весьма специфической области были неизвестны «широким народным массам». Это теперь на это жалуются открыто: «Система оперативного учета, несмотря на определенное качественное и количественное совершенствование,
Продовольственная безопасность
Тема эта неизведанна, а по масштабности заслуживает своей отдельной книги. Через много лет после страшно разрушительной войны, какой была Великая Отечественная, вдруг в стране возникает дефицит продуктов и промышленных товаров, естественно. Это непонятно, если принимать во внимание победные рапорты по осени с полей. Во время войны была мобилизация интеллектуальных ресурсов и на этом направлении… На рубеже 1960–1970-х годов в Академии народного хозяйства имени Г. В. Плеханова вводился даже предмет «потребностеведение», но дело далеко не пошло, кое-кто постарался с маху дискредитировать саму постановку проблемы как якобы предпосылки к введению карточной системы, и этому сразу поверили и откликнулись соответственно [13. С. 94, 651].
Народ не знал, куда уходит все произведенное. Потребители могли себе позволить только анонимные письма с мест: в ЦК, другие центральные органы, в газеты. Богатейшая страна мира и непонятно: куда это все девается?! До сих пор никто не берется дать хоть какого-то внятного ответа.
Собственно говоря, тема состояния национальной безопасности и науки в этой области стоит еще отдельного внимания. Такая наука в СССР была под плотной опекой КГБ и лишь частично делегирована в другие органы безопасности. Запад же развивался по другим правилам. Там интерес к подобной теме не только санкционировался для ученых, не представляющих госструктуры, а, наоборот, поощрялся через солидные гонорары и признание интереса к этому вопросу со стороны общества. Об этом мы поговорим в отдельной книге, а пока признаем правоту специалистов: «До последнего времени исследователи мало уделяли внимания философско-методологическим проблемам безопасности как определенного социального явления. Это было следствием ряда причин: безопасность была монопольной сферой высшего политического руководства, весьма закрытой. Обращение к проблемам безопасности было просто опасно. Вследствие этих и других причин слабо разработано само понятие «безопасность» [2.96. С. 61].
Впрочем, со времен падения коммунистической идеологической машины прошло столько лет, положение все опаснее, а новых подвижек не видно. Вот что рассказывает доктор политических наук С. В. Кортунов: «… концепция национальной безопасности. Как известно, она уже три года разрабатывается Советом безопасности и с каждым годом становится все хуже. Последний раз, когда ее направили к нам на рецензию, мы написали в отзыве, что в таком виде ее выпускать нельзя. Там на сорока страницах очень плотного текста в первой части идет нагнетание всяких ужасов и «ужастиков», а во второй говорится, что со всем этим можно довольно легко справиться» [2.97. С. 140].
Исследование проблем милитаризации экономики капстран
Эта сфера имела и другое название: «Технико-экономические исследования» — то есть аналитическая проработка открытой информации в западной прессе, которая велась в ИМЭМО, подвергалась идеологической травле в конце 1940-х — начале 1950-х годов [2.40. С. 291, прим]. Кроме академического института этой проблематикой занималось 10-е Управление военной разведки.
Теория международных отношений
О весьма непростой судьбе этой области знаний, которую пытались разработать и внедрить в ИМЭМО, подробно рассказывается в новой книге, посвященной истории института [2.40. С. 401–407], где и развернулись основные события. Главная вина, как и в большинстве случаев, лежит на жрецах коммунистической системы: «С 60-х годов среди советских обществоведов дискутировался вопрос о том, существует ли вообще наука о международных отношениях, многие не склонны были признавать за ней право на самостоятельное существование, «приписывая» международные отношения разве что к области исторических наук. А догматики из среды «научных коммунистов» так и вовсе не находили этой науке места в системе общественных наук» [2.40. С. 401]. Последнее естественно: как вдолбили в мозги со школьной скамьи о триаде марксистско-ленинская философия — политэкономия — научный коммунизм, так и не расставались с ней; «система и проблематика научной теории международных отношений и внешней политики разработана еще слабо; политические деятели различных стран, в том числе и нашей, принимают внешнеполитические решения чаще всего не на основе каких-либо научных теорий и методик, а сугубо прагматически, нередко эмоционально и интуитивно. Практические работники в области внешней политики совсем недавно начали задумываться над вопросами экономической оценки осуществления или последствий того или иного внешнеполитического курса…» [2.98. С. 21]; «Наша страна (вернее, ее тогдашнее руководство) не имела стратегически ориентированной, разработанной, обеспеченной людскими и материально-техническими ресурсами политики в Латинской Америке, как и вообще в странах «третьего мира». На партийных съездах обычно декларировалось общее направление поддержки национально-освободительного движения, а дальше начиналась обычная импровизация по принципу «давай-давай, шуруй-шуруй». Никакой сколько-нибудь серьезной научной проработки государственных целей и потребностей не велось. Люди со Старой площади надулись от важности, когда изобрели маловразумительную формулировку о «некапиталистическом пути развития» [18. С. 130–131]. Надулись, а потом и лопнули.
Если б было применение хоть каких-то геополитических воззрений, то и в прессе можно было б откровенно описывать ситуации. Во времена 1940–60-х годов шел процесс обрушения колониальной системы. И зачастую не народ определял, какую систему им выбирать: капиталистическую или социалистическую. А новое руководство стояло перед выбором: под чью руку ей идти — или Москвы, или Вашингтона. Недавно вычитал чью-то цитату о тех временах: «Супердержавы вели себя как бандиты с большой дороги, а маленькие страны — как проститутки». Неприятно слушать всем? Согласен. Зато никакого фарисейства…
Американцы же своими разработками превзошли наш научный потенциал на порядок и просто-напросто оторвались от нас. Это можно и расшифровать: на порядок оторвались, это когда самый-самый умный советский ученый интеллектуально ниже самого заурядного американского лаборанта. Или кто там у них?
Нашим только оставалось указывать пальцем на Запад: «При исследовании американских научных центров в советской литературе традиционно главный упор делался на разоблачении антисоветских и антикоммунистических работ так называемых «русских центров», а практическому использованию (…) уделялось сравнительно мало внимания. (…)
Значительно дальше продвинулись в области организации современных комплексных исследований, осуществляемых специалистами различных областей. (…) Видные представители американской политической науки давно уже приходили к выводу, что главную помощь научные разработки для внешнеполитических нужд должны приносить не в сфере накопления отдельных фактов, а в сфере создания определенной «концептуальной сетки», без которой становится малорезультативным и сам подбор фактов и попытки планирования политики. (…) Значительные сдвиги произошли в разработке методологии самих исследований. На смену традиционному описательному подходу все более приходят новые методики системного анализа, имитации будущих международных ситуаций. Эти методики в условиях значительного расширения знаний (…) помогают буржуазным специалистам продвигаться и в область прогнозирования международных событий. Все большее значение приобретают междисциплинарные исследования» [2.99. С. 6–7, 18, 22–23, 28].
На Западе произошла революция в методологии сферы национальной безопасности и международных отношений. РЭНД и ей подобные организации породили тысячи аналитических методик, расчетов и в конце концов подошли к компьютерным программам. У нас эту сферу вообще не признавали. В ходу был научный коммунизм, где без конца пережевывали марксистско-ленинскую жвачку. «Что касается обсуждения проблем СССР в западной советологической литературе, то в целом оно было и остается несравненно выше, чем в СССР. Это не только следствие того, что по сравнению со своими советскими коллегами западные ученые могут обсуждать вопросы без оглядки. Прежде всего научный уровень советологов на Западе значительно выше, понятийный аппарат, которым они владеют, отражает достижения мировой науки, тогда как у большинства советских ученых в области гуманитарных и социально-экономических наук он базируется на идеях почти двухсотлетней давности» [11. Кн. 1. С. 14]. «Основным препятствием, мешавшим и мешающим успешному решению данной задачи, является доминирующее положение историко-описательного метода при исследовании социально-экономических и социально-политических процессов и явлений. В его рамках наличие и качество элементов анализа и, тем более, прогноза детерминируется индивидуальными склонностями и способностями исследователя. Естественно, что основная масса подобного рода научной продукции не может быть эффективно использована в интересах практики.