Как убили Юлю
Шрифт:
– Надеюсь, я с ней больше не увижусь, – сказал Корякинцев и слабо улыбнулся с видом невероятно уставшего человека. – И Вам советую.
На том и разошлись, но Юля пошла провожать Маргариту Павловну в квартиру. Последняя испытывала колоссальное облегчение от того, что ситуация с этой девкой хоть как-то продвинулась в нужную сторону.
– Спасибо тебе, Юленька… – сказала пенсионерка, заводя в квартиру свою спасительницу, но та не успела ничего ответить: они сразу миновали прихожую и оказались на кухне.
Юля встала,
Тук… Тук… ТУК.
Степан Александрович стоял на кухне и отбивал здоровенный кусок говядины… Молотком. Блестящим таким, с зазубренным бойком. Мощный мужик за столом одной рукой удерживал кусок, а другой методично его отбивал. Тук-тук-тук… Он мельком глянул на Юлю Викторовну, но ничего не сказал. Лицо его предельно сосредоточилось.
– Стёпа, – протянула пенсионерка. – Ты не поверишь! Теперь эта мерзкая девчонка не будет нас доставать… Спасибо Юле.
– С-с-спасибо, Юля, – машинально повторил он и остановился. – Ужин?
– Н-н-нет, – ответила Юлия и тут же себя возненавидела. Какого хрена она сама заикаться начала?! Лоб её покрылся испариной… С этой сраной фобией! – Извините. Нет. Я не голодная.
– В-всё н-н-нормально? – спросил он с каким-то подозрением, рискующим перекатиться в обиду.
– Да, всё замечательно. Мне просто надо идти…
Но давление она успела ей померить ещё раз, прежде чем Маргарита Львовна всё-таки задала вопрос:
– Почему ты так испугалась, когда вошла на кухню?
Юля улыбнулась, почувствовав, что эта улыбка вышла очень глупой и неловкой.
– Даже стыдно говорить, – начала она издалека. – Я боюсь молотков.
Маргарита Львовна удивлённо улыбнулась – как-то по-доброму, без насмешки.
– Ну, кто-то боится пауков, кто-то – высоты. А я боюсь… Молотков.
Это слово отдавалось у неё внутри холодным скрежетом. Молоток… Молоток! Настолько она ощутила всё неприятие этого инструмента, что содрогнулась.
– Почему? Почему ты их боишься?
– Когда я была маленькая, на меня накинулся соседский ребёнок. С молотком.
Она замолчала, а в её памяти резким, ярким пятном всплыло событие многолетней давности: кровь, гогот, молоток. И яркое солнышко, слепящее глаза.
– Я т-тоже б-боюсь, – сообщил Степан, появившийся в проёме комнаты. Он сделал это настолько бесшумно, что Юля испуганно заёрзала.
– Молотков?! – она сама изумилась уровню надежды, колыхнувшейся у неё внутри.
Он нервно улыбнулся – если это так можно назвать. Уголки его рта как-то задёргались, но глаза остались неподвижными.
– Н-н-нет. Г-г-г-глуб-б-б-боких в-в-в-водоём-м-ов…
Он тяжело выдохнул – далось это признание ему очень трудно.
– Каждому – своё, – отозвалась Юля Викторовна, прерывая неловкое молчание и уютный стук часов.
– Это надпись была
И действительно: Саша был ещё дома, но смотрел как-то укоризненно и мрачно, будто знавал какую-то страшно тайну. Ходил из комнаты в комнату, сжимая телефон.
– Всё нормально? – спросила Юля, когда она готовила ужин на скорую руку.
– Да.
– Завтра я иду в школу твою.
Саша вздохнул, но спорить не стал. Если её уж его мать что-то решила, то её не переубедить. И эта черта его дико раздражала Юлю. Он в такие моменты всё больше напоминал ей Борю. Как бы говорил «делай, что хочешь, но я всё равно считаю тебя за дуру». Пугающая черта. Ведь он вырастет, повзрослеет и станет один-в-один он. Не возненавидит ли она его так же, как бывшего мужа?!
Юля стала отгонять от себя эти гнетущие мысли, но есть ей расхотелось, и она пошла спать…
Ночи без Бориса и какого-либо другого мужика проходили очень быстро, и наутро она принялась собираться в школу для серьёзного разговора.
Конечно, идти одновременно с сыном туда – означает поставить крест на его репутации. Потому она пошла туда одна, вернее, поехала на трамвае…
Школа была самой обычной и встретила Юлю гудящими первоклашками, звонко топающими своими туфельками по ступенькам крыльца. Сегодня стояла непереносимая жара, непривычная для сентября, и Юля надела прекрасное зелёное платье. Едва она подошла к школе, как по ней заскользили взгляды старшеклассников, кучками курящих то там, то здесь. Она отбросила идею о том, чтобы спросить у них, где найти директора. Смотрели они на неё с вызывающим неодобрением.
Внутри серых коридоров, ещё украшенных цветами и мишурой к первому сентября, тоже галдели школьники в чёрных костюмах и школьницы в белых блузках и таких же чёрных юбках. Единая форма, мать её раз-два! От обилия пышных бантов и галстуков сначала зарябило в глазах, будто тут всё ещё было первое число, но потом она попривыкла и смогла рассмотреть и чернорубашечного охранника, сидящего в телефоне, а после этого – низенького пузатенького мужика с усищами, который отчитывал растрёпанного мальчугана лет десяти.
– Дома ори, понял? – говорил ему мужик хрипловато, сжимая его локоть своими короткими пальцами. – И дома не ори тоже. Нигде не ори. Хватит. Ты не в цирке.
Юля ещё немного постояла, дожидаясь развития сцены, но её не последовало. Предполагаемый учитель отпустил ученика и сразу же повернулся к ней, уставившись ленивыми глазами.
– Вы чья мама?
– Мне нужен классный руководитель Барсукова Александра. И директор. А то я знаю, что у вас тут творится… Ужас.
– Пойдёмте, – он хрипло выдохнул, как закоренелый сердечник. – Я Вас сопровожу.