Как убить президента или двойной футляр для фортепиано
Шрифт:
– Надо установить полный контроль за этими политиками, – сказал Макс, – прослушка обязательна. Скрытая видеозапись. Особенно после каждого совещания. Мы должны знать их мысли. Провоцируйте их. Необходимые средства для оборудования вам будут выделены.
– Я предвидел такой поворот событий, и поэтому их уже прослушивают. Извините, что не доложил вам раньше.
– Форвайтеру, думаю, можно доверять, – отметил Макс. – Занимаясь его уголовным делом, я о нем узнал больше, чем он сам о себе знает.
– Да, главное, чтобы он не ляпнул чего-нибудь лишнего там, где не надо.
– А как там ваши африканские друзья, сколько у нас есть времени? – поинтересовался адвокат.
– Африка делает все очень медленно. Они никуда не спешат.
Человек со шрамом (44 год до нашей эры, 709 год от основания Рима)
Тот, кому предстоит сражение, должен обратить внимание на три момента: на солнце, на пыль и на ветер. Солнце, светя в глаза, отнимает зрение, встречный ветер отклоняет и задерживает твои копья и стрелы и помогает вражеским, а пыль, попадая в глаза, заставляет их закрываться. Поэтому, вызывая на бой, первым делом встань так, чтобы солнце светило в глаза неприятелю.
Флавий Вегеций Ренат. «Краткое изложение военного дела»
Он шел вдоль берега моря – там, где Кампанийское побережье уже почти соединялось перешейком с Флегрейскими полями, с каждым шагом удаляясь от города Мизенум. Мужчина крупного телосложения. Лет двадцати пяти. Лицо его можно было бы назвать правильным, даже красивым, если бы не шрам, идущий ото лба через левый глаз на всю левую щеку, до самого подбородка. На нем был серый военный плащ и круглая шапка из кожи с металлическими полосками. По виду – отставной легионер, один из тех счастливчиков, кто все-таки выжил во всех этих бесконечных походах и войнах, и не только выжил, а даже получил привилегии от Сената – мешочек с золотом, земельный участок и домик где-нибудь в колонии.
Вечернее солнце окрасило поля в нежно-малиновый цвет, легкая дымка показалась над зеленовато-бурым бесконечным простором Тирренского моря.
Неделю назад по эстафете ему было доставлено странное письмо. Начертанное на восковой дощечке, скрепленной шнурком с печатью, там был изображен пшеничный колос. Письмо непонятно откуда и от кого, вернее, даже не письмо, а короткая записка без подписи:
«Немезида взывает к мести».
Сердце с новой силой сдавила печаль. Еще недавно он был спокоен и уверен в себе. Знал, что завтрашний день будет похож на вчерашний. Наверно, был счастлив. Если понимать счастье как покой и уверенность в будущем. А теперь, без имени, без звания, он был опозорен, втоптан в грязь. Ему зачеркнули прошлое, а что впереди? И вот эта записка. Кто написал ее? И кому мстить за случившееся?
Его отец был из древнеримского рода Муциев. Род не был знатен, не принадлежал к patres («отцам»), но был прославлен действительным случаем, а может быть, и легендой. Рассказывали, что один из предков, схваченный после неудачного покушения на царя этрусков, положил свою правую руку в огонь, чтобы доказать мужество римлян. Когда рука храбреца превратилась в уголь, царь велел отпустить воина и снял осаду Рима. В роду было две ветви, более аристократичная получила прозвище Сцевола – Левша. Другая, попроще, пошла от того, кто разделил ложе с рабыней, – те стали отчаянными головорезами, готовыми жертвовать собой и с детства приученными к искусству войны. Он был как раз из этой ветви. Отец был физически очень сильным, его грудная клетка, кисти рук и сами руки были оплетены мощными продольными жилами. В поединках, которые неизбежны были во время обучения воинскому искусству, он побеждал своих противников легким движением, почти не вступая с ними в соприкосновение. Может быть, амулет помогал ему выигрывать в схватках. Амулет под названием «алекторий» всегда был при нем – это был камень размером с боб, вытащенный из желудка курицы.
Мать звали Корнелия. Настоящая жемчужина в семье Корнелиев. Если бы она прожила подольше, то, возможно, уподобилась в благородстве своей прапрабабке – матери братьев Гракхов – Тиберия и Гая. С той был связан случай, описанный древними историками. Когда, овдовев, ей предложил все рубины и изумруды своей страны вместе со своим сердцем царь египетский Птолемей, она отказалась, показав на детей: «Они мои главные драгоценности, других мне не надо». Если о его отце говорили, что он самый сильный человек в Риме, то мать была образцом красоты, как Елена Прекрасная. У самого сильного мужчины и самой красивой женщины родился самый несчастный сын. Мать он совсем не помнил. Когда ему было три года, она отправилась к отцу в Галлию, в пути корабль был захвачен пиратами. Спасся лишь носильщик-раб, он выбросился за борт и, так как вернулся в дом хозяина, сразу же по закону получил свободу. О матери сбежавший сказал, что она погибла, приняв яд, который у нее был спрятан в перстне. Воспитывал мальчика домоуправляющий по имени Перигринус, по сути, его он и считал своим отцом.
В детстве первым был в беге, цеплялся по горам, прыгал через канавы, плавал, таскал камни, чтобы быть сильным, учился ходить военным шагом – двигаться быстро и ровно. И в шестнадцать лет мог поднять и положить себе на спину теленка.
Отца знал мало – тот неотлучен был при Цезаре, водил его преторианскую когорту: сначала был в Галлии, потом в Испании и Сирии. Говорили, что у отца есть наложница, которая была ему как жена. Имени этой женщины он не знал.
До постоялого двора было около тридцати дельфийских стадий. Надо было успеть туда до темноты. Хозяин – вольноотпущенник Филоргир – после девятого удара колотушкой закрывал ворота: боялся ночных грабителей.
Раздался лай киммерийских собак – человек со шрамом постучал в дверь придорожной траттории:
– Во имя всех богов, откройте!
В щель просунулась круглая, как шар, голова вольноотпущенника:
– Господин легат, это большая честь для меня! – хозяин постоялого двора загремел засовами.
– Мне нужен ночлег и всё, чтоб снарядиться в дорогу утром, – попросил тот, кого назвали легатом, то есть старшим офицером в когорте.
Смеркалось. Слуга внес глиняный кувшин с вином, хлеб, маслины, козий сыр и большое блюдо, наполненное доверху мясом.
Изголодавший путник принялся все это поглощать, запивая вином. Когда миска уже почти доверху наполнилась обглоданными костями, Филоргир снова зашел, но уже с молоденькой красавицей – одной из тех кобылок Афродиты, в нежнейших прозрачных одеждах, как у нимфы возле священного ручья. Эти девицы всегда веселы, и губы их как душистый и нежный лепесток розы.
– Это мой подарок, господин. Ни обола 6 за нее не возьму. Она чудная девушка и скрасит ваше одиночество.
6
Обол – медная монета.
– Как тебя зовут? – спросил человек со шрамом у гетеры.
– Эвтерпа.
– Да ты – гречанка?
– Нет, я из Египетского царства. В Ракотисе, в «Мертвом льве» моя колыбель.
Про себя он подумал: «“Мертвый лев” – это какая-то местность», но переспрашивать не стал, только попросил:
– Сыграй мне что-нибудь.
Струны лиры запели, и в этом пении был шелест листьев и журчание ручейка, гомон птиц, вздохи влюбленных:
Бездна морская молчит,
успокоились ветра порывы,