Как убивали "Спартак" 2
Шрифт:
Меня в «Спартаке», считаю, не оценивали вообще.
Я молчал и работал. Мне многое не нравилось, но я понимал, что это не должно отражаться на моем отношении к футболу и к команде. В клубе мне говорили: «Ты должен не получать деньги, а зарабатывать их». Считаю, что на данный момент в «Спартаке» я зарабатываю деньги своим трудом. Но почему-то не получаю…
Еще в клубе мне твердили: «Ничего не бывает сразу, все приходит постепенно». Но ко мне эта фраза имеет самое прямое отношение! У меня-то ничего не было сразу! Я очень долго терпел, и в конце концов достиг определенного уровня, когда, полагаю, имею право сказать свое
Держу ли я зло на Шавло? Наверное, нет. Да я и на Федуна зла не держу — мне просто обидно, что так ко мне отнеслись. Шавло сам играл в «Спартаке», знает, что это за команда. Просто у него такая должность, что волей-неволей он должен придерживаться принципов, которые диктует хозяин. Не хочу обсуждать личные качества Шавло, но, хотя в наших отношениях не все было гладко, решает все в «Спартаке», по большому счету, не он. А значит, обвинять в случившемся генерального директора бессмысленно.
По большому счету, на протяжении многих лет в «Спартаке» в меня верил только Федотов. Думаю, поверил и Черчесов — еще до того, как стал главным тренером. Просто, когда он был спортивным директором, от него мало что зависело. А когда его назначили на тренерский пост, было поздно — я уже определился.
Может быть, если бы весной от Черчесова в клубе зависело столько, сколько сейчас, все бы сложилось по-другому…
Решение для себя я к тому моменту уже принял. Не на бумаге, а в голове. Мне требуется много времени, чтобы все обдумать. Но если я уже что-то для себя решаю, то окончательно и бесповоротно. Произошло это в конце весны. Когда я до конца понял, что в меня здесь не верят…
Зарплата у меня даже в этом году была по футбольным меркам такая, что даже самому клубу было стыдно назвать вслух истинные цифры. Шавло в интервью утверждал, что у меня оклад — десять тысяч долларов.
На самом же деле — пять…
Слышал я и аргумент, что в прошлом сезоне у меня было ноль голов и столько же результативных передач — и как, мол, с такими показателями можно давать человеку хороший контракт? Что ж, это лишнее доказательство, что клуб в меня не верил. Гусу Хиддинку-то эти «ноль плюс ноль» не помешали перед матчем с Македонией прошлой осенью пригласить меня еще с несколькими молодыми игроками на смотрины…
Тогда я это воспринял как аванс. А вот этой весной все уже было по-другому: я понимал, что действительно хорошо начал сезон, и Хиддинк не просто включил меня в число приглашенных, но и выпустил в стартовом составе в Таллинне, в официальной игре.
Картины я, как мне кажется, не испортил. Кстати, если в «Спартаке» всегда играл слева, то в сборной меня поставили на ту позицию, где выступал с детства — в центре поля. Может быть, тут сказал свое слово помощник главного тренера сборной Александр Бородюк, который знает мои возможности.
Тогда, весной, у нас с клубом были переговоры. Я просил фиксированную зарплату — 500 тысяч в год. Мне предлагали 250, а далее — по некой нарастающей шкале. Меня это не устраивало. Хоть мы почти и не общаемся с партнерами по сборной на денежные темы, но в целом представление, кто сколько зарабатывает, у футболистов есть.
Поймите правильно: не в количестве нулей дело. А в унижении. И в том, что так в «Спартаке» относятся к своим — к ребятам, которых не надо (нигде) ниоткуда покупать и ничем переманивать.
Все это длилось довольно долго. Наконец, в начале апреля, сразу
Я был абсолютно уверен, что наконец-то могу рассчитывать на адекватную оценку собственного труда.
А прозвучал очередной промежуточный, неопределенный вариант.
И тогда я просто встал и ушел. В конце концов, у меня есть чувство собственного достоинства.
Тогда все и решилось. Скажу честно: если бы они в тот момент ответили «да», я бы, конечно, остался. Мне было бы элементарно неудобно отказаться — хотя к тому времени я уже понимал, что в других клубах мог бы зарабатывать больше. Но я сам такие условия просил, а потому новый контракт со «Спартаком», согласись клуб на него сразу, был бы подписан.
Потом мне рассказывали, что они срочно созвонились с Федуном, получили от него «добро» на мои условия. Но когда вернулись — было уже поздно. Потому что я ушел и принял для себя окончательное решение.
Прокручиваю все эти события в своей памяти и лишний раз убеждаюсь, что люди в меня попросту не верили. Хотя мы достаточно долго работали вместе, и они должны были меня хорошо знать. Однако сначала только один Федотов, а потом еще и Черчесов полагали, что я действительно способен на какой-то качественный скачок.
Но решение принимали не они.
Если бы не Федотов, я ушел бы еще зимой. У меня были предложения — меня, например, хотели купить «Рубин» и «Томь». Я хотел играть в футбол, и были мысли уйти туда, чтобы, подобно Паше Погребняку, себя зарекомендовать, а потом выйти на какой-то новый уровень. Руководство «Спартака» было не против меня продать — у нас был разговор с техническим директором Смоленцевым. Но он сказал, что последнее слово — за главным тренером. А Федотов был категорически против моего ухода. «Нет, ты остаешься, и это — без вариантов», — сказал мне Владимир Григорьевич.
Честно говоря, вначале я на него за это злился. Поскольку мало верил, что в «Спартаке» буду регулярно играть. Это было сразу после отпуска, перед первым предсезонным сбором.
Обиделся ли я на Федотова, что тот обвинил меня в поражении от ЦСКА в финале Кубка Первого канала? Нет, поскольку понимал, что это все эмоции. На следующий день уже все было нормально. Да, меня удалили, но внутри я чувствовал удовлетворение от самой игры. Было твердое ощущение, что, выйдя на замену, я реально помогал команде. Да, ошибся — но удаление было за две минуты до конца дополнительного времени и не могло ни на что по-настоящему повлиять… Повторяю: первая реакция Федотова была вызвана эмоциями, а наутро уже ничего подобного не было. Так часто бывает…
Моя контрактная ситуация развивалась долго, и решение, которое я принял, не было спонтанным. Все началось еще после того, как в середине 2005 года вернулся из челябинской аренды и попросил элементарные условия. Например, полторы тысячи долларов в месяц на съемную квартиру. Но мне отказали и в этом. Начали мяться: «Мы все понимаем, но…» Я остановил их: «Хватит, мне все ясно».
Та ситуация меня вообще убила. До аренды в Челябинск у меня в «Спартаке» была зарплата две тысячи долларов. А в Челябинске — три плюс премиальные, потому что там я играл и был одним из лидеров. Назад в «Спартак» ехал, как мне казалось, кое-что доказав.