Как убивали Сталина
Шрифт:
Между тем самые активные «деятели репрессий» Маленков и Хрущев, как свидетельствуют их речи на пленуме, больше всех осуждали допущенные ими же беззакония, стараясь при этом переложить ответственность главным образом на Берию и Сталина…
Обращает на себя внимание и тот факт, что главные места доклада Хрущева на XX съезде чуть ли не дословно повторяют то, что говорилось на пленумах и разных партийных заседаниях сразу после смерти Сталина, т. е. за три года до XX съезда КПСС, и особенно тогда, когда еще вовсю господствовал Берия. Стало быть, не будет преувеличением сказать, что разоблачение культа личности Сталина Хрущев осуществил по тезисам Берии.
На
(Из речи Кагановича)
После смерти тов. Сталина этот подлый человек, который при жизни Сталина демонстрировал себя как первого ученика, верного и преданного, начал дискредитировать Сталина.
…вопросы Берия подносил демонстративно, не по-деловому. Он торопился сразу же после смерти Сталина все эти вопросы поднять.
И показать вот, дескать, «мой» новый курс. Это преподносилось как ревизия Сталина. Каждый из нас убежден, что Сталин сам бы поправил ошибки, как всегда, когда он их обнаруживал, особенно, когда возможности и здоровье ему позволяли.
Начал он атаку на партию с атаки на Сталина. На другой день после смерти Сталина, когда еще Сталин лежал в Колонном зале, он фактически начал готовить переворот, начал свергать мертвого Сталина, он стал мутить, пакостить, то рассказывал, что Сталин говорил про тебя то-то, про другого то-то, то говорил, что Сталин и против него, Берия, шел. Он нам, группе людей, говорил: «Сталин не знал, что если бы он меня попробовал арестовать, то чекисты устроили бы восстание».
Это он говорил на трибуне Мавзолея. Когда он это сказал, мы сразу почувствовали, что имеем дело с подлецом, контрреволюционером, который что-то готовит. Он оскорблял, изображал Сталина самыми неприятными, оскорбительными словами. И все это подносилось под видом того, что нам нужно жить теперь по-новому. Надо сказать, что кое-чего он добился. Сталин постепенно стал сходить со страниц печати. Верно, что был перегиб в смысле культа личности. И товарищ Сталин сам нас упрекал, но это не значит, что мы должны сделать крутой перегиб в другую сторону, в сторону замалчивания таких вождей, как Сталин.
Та торопливость, кипящая свистопляска, которую поднял Берия, показали, что это карьерист, авантюрист, который хочет, дискредитируя Сталина, подорвать ту основу, на которой мы сидим, и очистить путь себе. Он хотел подорвать основу учения Маркса-Энгельса, Ленина-Сталина.
Берия враждебно относился к заявлениям о том, что Сталин великий продолжатель дела Ленина, Маркса-Энгельса. Сегодня, ликвидировав этого предателя Берия, мы должны полностью восстановить законные права Сталина и именовать Великое коммунистическое учение — учением Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. (Не значат ли выделенные мною здесь и ниже слова Кагановича, что Берии уже нет в живых, что Каганович проговорился?! — НАД.)
Подлец Берия не раз говорил: ЦК должен заниматься только пропагандой и частично кадрами — к этому он сводил роль ЦК. А для нас, старых большевиков, ЦК — это партийное, политическое и экономическое руководство всей жизнью партии, страны и государства.
Возьмем вопрос отношения Берия к рабочему классу. Я должен сказать, что он вообще с большим пренебрежением относился к профсоюзам. Все товарищи помнят, как он говорил о профсоюзах, что они ничего не стоят, что это бездельники. А мы знаем, какое значение партия придавала и придает этому большому объединению рабочего класса.
Центральный Комитет уничтожил авантюриста Берия и безусловно исправит все, что нужно по национальному вопросу.
Для него главное… окрылить, активизировать националистов всех мастей, завоевать на свою сторону недовольные националистические элементы и получить в их лице кадры для борьбы с партией, с советской властью…
Именно так он и действовал своим проектом «об амнистии». Мы все стояли за то, чтобы выпустить мелких воришек, и тем более сидевших за прогулы и другие мелкие преступления, но он, Берия, несмотря на то, что в первом проекте не было воров-рецидивистов, бандитов, он настаивал и добился включения всех: и воров-рецидивистов и других злостных преступников. Теперь ясно, что он это делал для того, чтобы, выпустив их, получить с них расписку в верности и использовать их потом для своих подлых дел.
Незадолго до своей смерти Сталин хотел арестовать Берию
(Из речи Микояна)
Надо сказать, что товарищ Сталин в последнее время не доверял Берия. Берия вынужден был признать на последнем для него заседании Президиума ЦК, что товарищ Сталин ему не доверял, что мингрельское дело создано было для того, чтобы на этом основании арестовать Берия, что Сталин не успел довести до конца то, что хотел.
В первые дни после смерти товарища Сталина он ратовал против культа личности. Мы понимали, что были перегибы в этом вопросе и при жизни товарища Сталина. Товарищ Сталин круто критиковал нас. То, что создают культ вокруг меня, — говорил товарищ Сталин, — это создают эсеры. Мы не могли тогда поправить это дело, и оно так и шло. Нужно подойти к роли личности по-марксистски. Но, как оказалось, Берия хотел подорвать культ личности товарища Сталина и создать культ собственной личности.
Сталин был еще жив, а Берия уже начал действовать
(Из речи Ворошилова)
Особенно он распоясался в момент болезни и после смерти товарища Сталина. Сталин был еще жив, находился в бессознательном состоянии, а Берия уже начал действовать.
Мы были до последнего вздоха около Сталина, и он тут же себя показал, мол имейте в виду, я тут. Им была указана кандидатура Георгия Максимилиановича Маленкова, но тут же он всякие подлости начал делать на наших глазах. Мы все признали товарища Маленкова, как естественного и законного кандидата. Берия не смог себя назвать и ждать нельзя было, что его кто-нибудь из нас назовет. Поэтому он решил идти каким-то особым путем на председательское место в Совете Министров.
Единство руководства партии и правительства мы поставили, сговариваясь и не сговариваясь, своей священной и обязательной задачей. Каждый внутренне у тела нашего великого вождя пережил все это. Мы понимали, что единство — это все, единство действий, путь, который нам указан великим Лениным и великим Сталиным, который мы должны во что бы то ни стало сохранить свободным для нашего движения вперед — это наша священная и обязательная задача. А этот тип думал, что его не замечают. Этим объясняется, что он три месяца подвизался и кое-что навязал нам, даже то, что мы не хотели бы.