Как убивали Сталина
Шрифт:
— Нет. Я скажу вам так… Шум поднимать какой-то… Зачем? Я не верю, чтобы его вот так вот, как говорится, отравили… Просто Сталин уже выдохся. Выдохся. Это мое такое мнение. А сложилось оно из моего долгого опыта работы с верхами. Все-таки 15 лет руководства охраной кремлевских небожителей чему-то меня, полагаю, научили.
— А почему же Берия сказал Молотову, что «это я его убрал»?
— Да врёт он… Знаете, он так его боялся, что у него не то что рука бы не поднялась… у него бы даже язык не повернулся приказать что-то против Сталина! Вообще-то Берия, скажу я вам, любил приврать…
— Может быть, у родственников тех, кто охранял Сталина, сохранились какие-то письменные или устные воспоминания о последних днях жизни и работы Сталина?
— Воспоминания по свежим следам? Вряд ли. Дело в том, что сотрудникам охраны в советские времена категорически запрещалось вести какие-то записи, а тем более дневники. Если бы обнаружился хоть намек на что-то подобное — всё: не только сотрудник, но и вся его семья могла пойти под суд. На пенсии, конечно, охранники занимаются какими-то воспоминаниями, но и то не по всем вопросам. Ведь даже с самым незначительным, на первый взгляд, случаем из личной жизни руководства страны могла быть связана сверхсекретная государственная тайна, которая и по сей день должна оставаться тайной, хотя бы потому, чтобы ее рассекречивание не повлияло на дипломатические отношения с тем или иным государством. Тут не бывает мелочей. А потом достоверность воспоминаний пенсионеров, как свидетельствуют документы, серьезно не совпадает с тем, что они могли бы сказать по свежим следам… Но разговаривать между собой они, конечно, разговаривали всегда. Особенно когда «поддадут» ребята. О всех таких разговорах докладывалось руководству. Если в семье охраняемого, а тем более охранника, что-то случалось, мне немедленно докладывали. Тут глаз должен быть за всеми и даже друг за другом. Ведь гостайна — дело нешуточное.
Ребята в охране работают здоровые. Другой раз стакан водки выпьет и идёт на пост. Думает: «А чё со мной будет?!» Представляете? Как ни отбирают их в охрану, но все они, как говорится, живые люди. А то по пьянке драку устроят. Конечно, таких в конце концов увольняли. Все было… Однако каких-то дурных проявлений в отношении охраняемого лица на моей памяти у нас никогда не было. На этот счет у нас всегда глаз за всеми был… и друг за другом тоже! Поэтому я думаю, вряд ли Сталина отравили, хоть и хвалился Берия Молотову, дескать, убрал его… Скорее от старости со Сталиным всё произошло. Ему ведь 74-й шел. А потом почти треть века быть во главе такой страны, да еще в такое время — тоже не шутка. По себе знаю, какое тогда напряжение было! Но исключать ничего нельзя!!!
— Послушайте, Михаил Степанович! Раз вы отвечали за охрану руководства, значит вы должны были отвечать и за возможность отравления руководителей. А для этого должны были знать, как и чем могут отравить. Наверняка, должны были быть знакомы с какой-то лабораторией, которая работала с ядами, как предположительно используемыми против нашей верхушки, так и для уничтожения одиозных личностей, например, предателей (типа Калугина), оказавшихся за границей?
— Я не этим занимался. Я вам вот что скажу. Я с 1986 года лауреат Государственной премии, но в другой области, в области выявления диверсионных ядов. Я был инициатором создания аппаратуры, способной практически мгновенно (буквально за 5 секунд) выявлять яды для тайных убийств в окружающем пространстве, ну и… вообще. Например, во Дворце Съездов, где могло одновременно находиться до 6 тысяч человек, достаточно было одной капли отравляющего вещества, чтобы никого не осталось в живых. Таким образом можно было на съезде в считанные минуты обезглавить всё руководство СССР снизу доверху. А наш аппарат, умещавшийся в чемоданчике, непрерывно выдавал экспресс-анализ и тем самым контролировал возможное появление диверсионных ядов вроде фосгена или иприта. Когда в Америке в одном из залов, где происходила встреча руководства двух сверхдержав, мы открыли этот чемоданчик, американцы сразу прибежали выяснять: что это такое? Им объяснили и показали нашу машинку в действии. У них просто челюсти отвисли. Вроде, тоже сверхдержава, а в этом от нас отстала.
Аналогов нашему прибору в мире не было. А мы сделали даже три поколения этих аппаратов. Для привлечения же к ответу предателей типа Калугина имелись тогда другие средства.
Был у нас для этого особый отдел во внешней контрразведке, которым руководил я. Его создали в начале 72-го года по указанию Андропова. Юрий Владимирович лично инструктировал меня, что и как мы должны делать. Главной задачей отдела было обеспечение безопасности советской разведки от проникновения в нее предателей. Их розыск. Собственно говоря, это была судоплатовская линия, но применительно к нашим дням. Многих мы нашли. Большинство из них были уже старые, дышали, как говорится, на ладан, и Андропов сказал: «Ну что с них теперь взять? Вот если бы их вытащить из-за границы сюда… Пусть они расскажут, как и за что они предавали своих товарищей». Особенно это касалось сбежавшего советского резидента в Австралии Петрова. Он очень большой вред нанес. Только мы подготовили операцию по захвату и переправке его в Москву, а он… скончался. И Лялин в Англии не дождался принудительного возвращения его на родину — тоже скончался.
— А что теперь уже не могут таких тварей, как Калугин, выкрасть и доставить сюда на суд перед всем народом? Что теперь людей нет, способных на такие операции?
— Не то время. Не то время. Я скажу так. Сейчас столько предателей, навредивших не меньше Бакатина или Калугина, что на все операции против них просто людей не хватит. У преданных делу чекистов не будет другой работы, кроме как предателями заниматься. Сейчас, пожалуй, куда ни плюнь, попадешь в предателя. Что Калугин предатель, знали ведь, когда он еще здесь был. Однако выпустили. Видимо, он слишком большой предатель был. Вероятно, боялись, что, если начнут его раскалывать, гораздо большие головы полетят. Нет, не просто так его выпустили! К сожалению, подробностей я не знаю, поскольку уже с 89-го на пенсии.
Нет, не то время. Тем более, что ими дорожат на Западе не то, что раньше. Теперь предательство Западом не только высоко оплачивается, но и гораздо лучше охраняется. Наши предатели уровня Калугина для западных спецслужб — незаменимые консультанты до конца своих дней. Если Филби или Блейк работали на СССР по идейным соображениям, то Калугины и гордиевские — обычные продажные шкуры, без зазрения совести работающие на того, кто больше заплатит.
Какие люди Филби и Блейк, я имел возможность убедиться лично. Скажем, с Блейком мы были соседями по даче. Этот прекрасный человек и разведчик, так много сделавший для нашей страны, жив, к счастью, и сейчас.
— Приходилось ли вам слышать об изъятии каких-то дел из КГБ во времена Хрущева?
— Не только слышать… Я чекист около 40 лет, то есть с 51-го года по 89-й. Начинал старшим лейтенантом на той работе, которой сейчас занимается ФАПСИ. Мы готовили на основе самых секретных данных в Главном управлении спецслужбы при ЦК ВКП(б) сводки для Сталина, Молотова, Маленкова, Берии, Генштаба. И вот примерно в 59-м году, когда я уже работал в Первом главке, во внешней разведке, то есть в бывшем судоплатовском отделе, приходят ко мне вышестоящие товарищи и говорят: передай нам такие-то дела. Обычно при передаче должен составляться акт. Однако мне было приказано сдать эти дела без всяких расписок. Почему так? Старшим объясняться с младшими не принято. Ну я и передал затребованные дела. И больше их никогда не видел. Куда они делись — тоже не знаю. Спрашивать об этом не полагалось. Что это были за дела? Представления не имею. Я только пришел в отдел, успел их принять, но не успел с ними ознакомиться… Принимал я их все по акту, а вот то, что отдал некоторые, не осталось никакого следа. Вроде как они у меня куда-то запропастились…
— В хрущевские, брежневские и горбачевские времена появилось много героев без подвигов. А когда и за что вы получили звание Героя Советского Союза?
— За успешное выполнение заданий командования 19–20 января 1945 года в боях под Лодзью. Воевать пришлось с 17-ти лет. Прошел от Сталинграда до Эльбы. Войну закончил 19-тилетним гвардии сержантом. Зато повезло быть участником Парада Победы 24 июня 1945 года…
— Как известно, внук Н. С. Хрущева, Юрий Леонидович, судился со мной, считая, что я в своем исследовании «Предатель или герой?» оклеветал и оскорбил его отца Леонида и деда Никиту Сергеевича Хрущева. Поводом для жалобы в прокуратуру послужили приведенные мною и требующие, на мой взгляд, проверки данные о том, что первый сын Н. С. Хрущева Леонид, бывший военным летчиком, повинен в убийстве человека и работал во время войны на немцев, после того как, будучи сбитым в воздушном бою, попал в плен; за что и был, согласно многочисленным утверждениям высокопоставленных лиц, схвачен, осужден и расстрелян. Московская Прокуратура в лице В. В. Замышляевой, прокурора отдела по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности и межнациональных отношениях не нашла в моей публикации состава преступления против Хрущевых и отказала в возбуждении уголовного дела. Однако на этом Ю. Л. Хрущев не успокоился и потребовал моей ответственности через суд, требуя в том числе, чтобы я выплатил ему 1 миллион рублей за моральный ущерб. В конце концов после долгих разбирательств в суде дело закрыли… И вот теперь мне стало известно, что вы располагаете какой-то информацией на этот счет. В чем ее суть?
— А суть ее в том, что при Сталине Хрущев внешне вел себя лояльно по отношению к Сталину, стремился быть ближе к нему, в действительности же не мог простить ему смерть своего сына Леонида, расстрелянного по приговору военного трибунала. Если не вдаваться в подробности, произошло следующее.
Однажды, во время войны, Сталину позвонил с фронта Хрущев. Хрущев настоятельно просил Сталина принять его. Получив согласие, Хрущев вылетел в Москву. Прием состоялся в кабинете Сталина в Кремле.