Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу!
Шрифт:
— Нам бы дело какое-нибудь, — заныл Виригин. — Покрупнее…
— Дело — это хорошо, — согласился Рогов, вот уже с полгода не участвовавший ни в одном оперативном мероприятии, и всё свое рабочее и большую часть свободного времени посвящавший то употреблению внутрь горячительных напитков разной степени нажористости, то связанному с этим употреблением хулиганству на правительственных дачах и в подъездах, то ознакомлению с достопримечательностями психбольницы, то беготне по темным подвалам.
— Но у нас все материалы дел пропали, — грустно вставил
— Куда? — не понял Любимов.
— Смыло могучим потоком. — объяснил Ларин. — Затопило нас. Напрочь. Вот все бумаги и гикнулись…
— А-а, понятно, — протянул Виригин, до которого дошла взаимосвязь царившего в РУВД крепкого сортирного амбре и отсутствием даже намека на документы во всех кабинетах, где им удалось побывать. — И чё делать?
— Посидите пока, я мигом. — начальнику ОУРа пришла в голову какая-то мысль.
Соловец спустился в дежурку, отвлек Чердынцева от чтения статьи в журнале «Полный песец» — специализированном издании о правильном выкорме пушного зверя на домашней ферме, — и поинтересовался, не было ли за прошедшие два часа каких-либо заявок.
— Обижаешь, Георгич. — майор открыл на первой странице новенький гроссбух. — Целых три есть. Первая — о бисексуальном маньяке, вторая — звонил стукачок Волкова, верещал о какой-то готовящейся «заказухе», и третья — о погроме в рюмочной…
— В какой рюмочной? — заинтересовался начальник ОУРа, предоставлявший «крышу» семи из полутора десятков крупнейших разливочных точек в районе, за что его там поили бесплатно.
— Да вон, напротив нас, — Чердынцев ткнул пальцем в окно дежурки. — Там до сих пор машутся…
Соловец обернулся и увидел толпу бухариков, валтузивших друг друга всего в десяти метрах от входа в РУВД, бегавших туда-сюда сквозь выбитые стекла витрин рюмочной и швырявших на проезжую часть стулья.
Сквозь двойные стекла в дежурное помещение доносились невнятные крики возбужденных алкоголиков.
— И чё они орут? — меланхолично осведомился главный «убойщик» района.
— «Это был не Нескафе!» — процитировал Чердынцев. — Я на крылечко выходил, послушал.
— А чего ты патруль туда не пошлешь?
— Так нет же никого. — пожал плечами майор. — После вчерашней строевой все постовые — в лёжку. Тут пока никто не объявлялся. Может, к обеду подтянутся…
— Мухомор тоже?
При упоминании подполковника Петренко Чердынцев побледнел и инстинктивно бросил взгляд на входную дверь:
— Не знаю, Георгич. Еще не было. И не звонил.
— Ну, и славно, — Соловец сел на край стола. — Давай, просвети меня насчет двух первых заявочек.
— А чё тут просвещать? — буркнул начальник дежурной части. — Первая о том, что в районе объявился маньяк. Опять его видели, уж пятый раз за сутки. Пристает в неосвещенных местах к мужчинам и женщинам и просит, чтобы его отымели… Короче, маньяк довольно безобидный. Еще предлагает купить у него деревянный фаллоимитатор, и кричит, что он изготовлен в восемнадцатом веке. Пару раз получал по морде, но не успокаивается. Одет в солдатскую шинель и какую-то пижаму… Носит очки.
— Неинтересно, — начальник ОУРа покачал головой. — А вторая о чем? Что за «заказуха»?
— Да я откуда знаю? — разозлился Чердынцев. — Волков в больнице, а мне с его барабанами трепаться недосуг. Придурки малолетние… Клея нанюхаются, потом им киллеры по углам мерещатся.
— Ты мне тут не гони! — Соловец недобро блеснул глазами. — Забыл, как сам зебру по туалетам ловил? А потом это матрос оказался?
Чердынцев обиженно засопел.
— Ну, перепутал! Да, бывает! Сильно быстро он пробежал. И к тому же — в тельняшке. Ты, Георгич, старое-то не припоминай… Я тебе не мальчик, чай. Дам в рог — мало не покажется.
— Ладно, — примирительно сказал Соловец. — Не буду… Но чё хоть барабан проблеял, не помнишь?
— Депутат какой-то деньги из Москвы повезет, — начальник дежурной части наморщил лоб, пытаясь напрячь свою память. — Вроде, из Госдумы, и переоденется бабой… Или он — баба, а мужиком нарядится? Эх, не помню… Вот его или ее и должны хлопнуть. Два киллера… Или три?.. Или один киллер и два депутата?.., — Чердынцев замолк.
— Это всё? — разочарованно спросил начальник ОУРа, выждав для приличия пару минут.
— Вроде да… Нет, погоди! — лицо майора озарила счастливая улыбка. — Вспомнил! С ним помощник будет.
— С кем — с депутатом или с киллером?
— С депутатом, конечно. Я даже фамилию его записал.
— Депутата?
— Нет, помощника, — Чердынцев покопался в кучке бумажек, сваленных в верхнем ящике стола. — Вот, нашел. Его фамилия — Линько. Зовут Бесланом.
— Ага! Это уже что-то, — обрадовался «убойщик» и достал из кармана ветхий органайзер. — Давай-ка я себе помечу… И ты черкани в журнале — ОУР, мол, взял дело на контроль. Когда, гришь, мочить должны?
— Да, вроде, сегодня вечером…
Когда Соловец вернулся к коллегам, то обнаружил их пьющими принесенный капитаном Казанцевым портвейн «777» и закусывавших его жаренными подсолнечными семечками из огромного, килограмма на два, кулька, свернутого из газеты «Час Треф». Ни на что другое сие печатное издание всё равно не годилось — статьи в нем печатались зело скучные и многословные, карикатур не было, бумага была слишком плотной и царапучей для использования ее в клозете. Но форматом «Час Треф» выгодно отличалась от других псевдодемократических листков.
Шелуху опера по-свойски сплевывали себе под ноги.
— Нашел я вам дело, — радостно сообщил начальник ОУРа и покосился на черный кожанный ошейник с заклепками, выпирающий из под ворота рубахи Казановы. — Чё это там у тебя?
— Так, ничего, — смутился капитан, которому прошлой ночью ради прикола одели этот садо-мазохистский аксессуар его новоприобретенные «голубые» друзья из клуба «Пассивный петушок», но в процессе пьянки, инициированной оперативником, потеряли ключ от маленького замочка на шее.