Как устроена экономика
Шрифт:
Трансакционные издержки и институты: расцвет неоинституционализма
В 1980-х группа экономистов, придерживающихся неоклассического и австрийского учений и возглавляемая Дугласом Нортом, Рональдом Коузом и Оливером Уильямсоном, организовала новую школу, известную под названием новой институциональной школы, или неоинституционализма {70} .
Называя себя институциональными экономистами, приверженцы этой школы дали понять, что они не считают себя типичными представителями неоклассической теории, которая рассматривала только индивидуумов, не обращая внимания на институты, влияющие на их поведение. Однако, используя прилагательное «новая», эта группа явно показывала, что отмежевывается от первоначальной институциональной школы, которая сейчас называется старой институциональной школой (или просто институциональной школой). Основной причиной отделения было то, что неоинституционализм стал анализировать, как появляются институты
70
В положении неоклассической школы о «рациональном своекорыстном индивидууме» большинство представителей неоинституционализма приняли и одобрили ту его часть, которая касается корыстолюбия индивидуума, отказавшись от рациональной составляющей. Некоторые, особенно Уильямсон, даже открыто пользовались концепцией бихевиористов об ограниченной рациональности.
71
В неоинституционализме также прослеживается непризнаваемое влияние марксистской школы (например, в молодые годы Норт был марксистом), по крайней мере с точки зрения имущественных отношений (Норт и Коуз) и внутренней работы компании (Коуз и Уильямсон).
Ключевым понятием неоинституционализма стали трансакционные издержки. В неоклассической экономической теории затраты представлены себестоимостью продукта (расходы на материалы, заработную плату и т. д.). Однако неоинституционализм подчеркивает, что существуют также затраты, связанные с организацией экономической деятельности. Некоторые определяют трансакционные издержки довольно узко – как расходы, связанные с самим рыночным обменом: получение информации об альтернативных продуктах («сравнение цен»), трата времени и денег на процесс покупки, а иногда и торг за лучшие цены. Другие определяют их в более широком смысле как «стоимость эксплуатации экономической системы», которая включает в себя расходы на проведение обмена на рынке, а также связанные с этим затраты по обеспечению договора после завершения обмена. Так что, если смотреть шире, трансакционные издержки включают в себя стоимость охраны от краж, эксплуатацию судебной системы и даже контроль рабочих на заводах, чтобы они вкладывали в работу максимально возможное количество усилий согласно контракту.
Институты – это не только ограничения: преимущества и недостатки новой институциональной экономики
Внедряя концепцию трансакционных издержек, представители неоинституционализма разработали широкий круг интересных теорий и тематических исследований. Одним из ярких примеров служит вопрос о том, почему в предположительно «рыночной» экономике так много видов экономической деятельности ведется внутри компаний. Упрощенно говоря, рыночные сделки часто бывают слишком дорогими из-за высокой стоимости информации и обеспечения исполнения контрактов. В таких случаях гораздо эффективнее получается сделать все посредством иерархических команд внутри компании. Другой пример – анализ влияния самой сути прав собственности (правил, которые предписывают, что и с каким видом собственности могут сделать владельцы) на модели инвестиций, выбор технологий производства и другие экономические решения.
Несмотря на эти очень важные разработки, неоинституционализм достиг того предела, не перешагнув который, его еще можно считать институциональной концепцией. Он рассматривает институты в основном в качестве ограничений – для неограниченного своекорыстного поведения. Но институты не только «ограничивают», они способны «давать возможность». Часто институты ограничивают нашу личную свободу именно для того, чтобы мы могли больше делать коллективно – как правила дорожного движения, например. Большинство представителей неоинституционализма не отрицают стимулирующей роли институтов, но они не говорят об этом прямо; постоянно ссылаясь на институты как на ограничения, они формируют негативное впечатление о них. Что более важно, неоинституционализм не видит «формирующей» роли институтов, а ведь они действительно формируют мотивы людей, а не только ограничивают их поведение. Упуская это чрезвычайно важное определение деятельности институтов, эта школа не дотягивает до уровня полномасштабной институциональной теории.
Бихевиоризм
Мы недостаточно умны, поэтому должны сознательно ограничивать свою свободу выбора с помощью правил.
Бихевиоризм получил такое название, потому что это направление пыталось моделировать истинное поведение людей, отвергая доминирующее неоклассическое предположение, будто люди всегда действуют рационально и эгоистично. Школа распространила такой подход на изучение экономических институтов и организаций – например, как лучше создать компанию или разработать нормы финансового регулирования. Таким образом, она имеет фундаментальное сходство и даже некоторых общих участников с институциональной школой.
Это самая молодая из школ экономики, но она старше, чем думает большинство людей. Только недавно она получила известность благодаря своей теории поведенческих финансов и экспериментальной экономике. Но ее истоки можно проследить в 1940–1950-х годах, особенно в работах Герберта Саймона (1916–2001), лауреата Нобелевской премии в области экономики 1978 года [68] .
Пределы
68
Саймон был последним человеком эпохи Возрождения, как я называю его в главе 16 своей книги «23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм». Он сделал новаторский вклад не только в экономику, но и во многие другие области знания. Он один из отцов-основателей искусственного интеллекта (ИИ) и операционного исследования (области управления частными предприятиями) и автор классического труда об управлении государственными предприятиями «Административное поведение» (М.: Мир, 1974), опубликованного в 1947 году. Его считают одним из ведущих ученых в области когнитивной психологии, поэтому он наверняка знал кое-что о том, как люди думают и действуют.
Основная идея Саймона строилась на концепции ограниченной рациональности. Он критиковал неоклассическую школу за предположение о том, что люди обладают неограниченными возможностями для обработки информации или «божественной» (или «олимпийской», как он сам ее называл) рациональностью.
Саймон не оспаривал мнение об иррациональности человека. Он считал, что мы стараемся быть рациональными, но наша способность мыслить подобным образом слишком ограничена, особенно учитывая сложность мира – или преобладание неопределенности, если использовать термины кейнсианской теории. Следовательно, часто главным препятствием для принятия решения бывает не отсутствие информации, а ограниченная способность человека обрабатывать и анализировать имеющиеся сведения.
По причине такой ограниченной рациональности, утверждал Саймон, мы разрабатываем мыслительные «ярлыки», которые позволяют нам «экономить» умственные способности. Их называют эвристиками (или интуитивным мышлением), и они принимают различные формы: проверенных правил, здравого смысла или экспертной оценки. В основе всех этих интуитивных методов поиска решения лежит возможность выявлять закономерности, позволяющие нам отказаться от большого круга альтернатив и сфокусироваться на небольшом и легко контролируемом, но при этом наиболее перспективном диапазоне возможностей. Приводя пример применения такого психологического подхода, Саймон часто говорил о шахматных гроссмейстерах: их секрет заключается в способности быстро отсеять менее перспективные пути поиска и сосредоточиться на последовательности шагов, которые, скорее всего, дадут наилучший результат.
Сосредоточение внимания на подмножестве возможностей означает, что окончательный выбор необязательно будет оптимальным, но такой подход позволяет нам контролировать сложность и неопределенность мира с помощью нашей ограниченной рациональности. Таким образом, Саймон утверждает, что, делая выбор, люди довольствуются минимумом, то есть ищут хорошие, а не лучшие решения, вопреки утверждению неоклассической теории {72} .
72
Некоторые неоклассические экономисты пытались вписать ограниченную рациональность в модель оптимизации. Например, они утверждают, что ограниченная рациональность просто означает, что мы должны видеть экономическое решение как «совместную оптимизацию» стоимости ресурсов (традиционная неоклассическая тема) и стоимости процесса принятия решений. Согласно другой распространенной интерпретации, люди оптимизируют процесс, выбирая лучшие правила принятия решений, вместо того чтобы делать правильный выбор в каждом отдельном случае. Обе эти интерпретации не имеют веса, потому что предполагают еще более нереальные уровни рациональности, чем в стандартной неоклассической модели. Каким образом люди, недостаточно рациональные для того, чтобы выбрать оптимальное решение на одном фронте (стоимость ресурсов), способны принять оптимальное решение для двух (стоимость ресурсов и стоимость принятия решения)? Как могут люди, которые недостаточно умны, чтобы принимать рациональные решения в отдельных случаях, создавать правила, позволяющие им принимать оптимальные решения в среднем?
Рыночная экономика против организационной
Несмотря на то что в основе бихевиоризма лежит изучение принятия решений людьми, интересы данного направления простираются гораздо дальше. Согласно теории бихевиоризма, мы создаем упрощенные правила принятия решений, действительные на уровне не только отдельных индивидов, но и социальных групп, причем помогающие функционировать в сложных условиях, на основе ограниченной рациональности.
Для компенсации ограниченности нашей рациональности мы создаем организационные процедуры и социальные институты. Для индивида эти эвристики, то есть организационные и общественные правила, ограничивают свободу выбора, но упрощают принятие решений, потому что уменьшают сложность проблемы. Особенно подчеркивается тот факт, что благодаря этим правилам нам становится проще предсказать поведение других действующих лиц, следующих им и в соответствии с ними поступающих определенным образом. Данную точку зрения подчеркивала и австрийская школа, используя для этого несколько другой язык, – у нее речь шла о важности «традиции» в качестве основы для мотивов принятия решения.