Как вам будет угодно, пастор!
Шрифт:
Те трое подошли ближе и уставились на зачищенное пятнышко. Они вдруг сильно оживились: всегда стоит послушать о новом способе надувательства и обмана.
— Взгляните поближе. Замечаете, в темно-коричневом есть оранжевый проблеск. Это от извести.
Они уткнулись носами в самую крышку, сначала Рамминс, за ним Клод и Берт.
— Обратите внимание на патину, — продолжал мистер Боггис.
— На что, на что?
Он объяснил, что значит это слово в столярном искусстве.
— Вы не представляете, друзья мои, на что идут эти мошенники, чтобы подделать настоящую
Он кривил рот и плевал словами изображая крайнее отвращение. Троица молчала, надеясь услышать новые откровения.
— На какие только ухищрения не пускаются иные смертные, дабы обмануть ближнего своего, простодушного и бесхитростного! — воскликнул мистер Боггис. — Это просто чудовищно! А здесь они знаете, что сотворили, друзья мои? Мне это совершенно ясно. Я без труда могу представить себе все от начала до конца: сперва долго втирали в дерево льняное масло, потом покрыли его хитро подкрашенной шеллачной политурой и прошлись пемзой; натерли воском с примесью земли и пыли и наконец подержали над огнем, чтобы полировка потрескалась и стала похожа на лак, которому по крайней мере две сотни лет! Одна мысль о подобном жульничестве лишает меня душевного равновесия.
Все трое по-прежнему не сводили глаз с проглянувшего пятачка темного дерева.
— Пощупайте! — скомандовал мистер Боггис. — Потрогайте пальцем! Ну, как на ощупь, тепло или прохладно?
— Прохладно, — ответил Рамминс.
— Правильно, мой друг! Оно и известно, между прочим, что поддельная патина на ощупь прохладна. А настоящая почему-то теплая.
— Дерево как дерево, — заявил Рамминс, готовясь к спору.
— Нет, сэр, оно холодное. Но определить это наверняка способны, разумеется, только чуткие, опытные пальцы. Вам же судить трудненько, не легче, чем мне судить о спелости ячменя. В этой жизни, дорогой мой, все держится на опыте.
Они пристально глядели на странного священника с выпученными глазами на луноподобном лице. Подозрительность их поутихла, поскольку он вроде и впрямь знал толк в своем деле. Но до полного доверия было пока далеко.
Мистер Боггис нагнулся и указал на одну из металлических ручек.
— Вот еще где жуликам раздолье, — сказал он. — У старинной бронзы есть свой особый цвет и оттенок. Знаете ведь?
Они не мигая смотрели на него в ожидании новых откровений.
— Беда в том, что ее научились искусно подделывать. Вообще говоря, почти невозможно бывает определить, где поддельная «старина», а где настоящая. Не скрою, в данном случае мне самому трудно сказать наверняка. Поэтому нет смысла соскабливать с ручек краску. Это нам ничего не даст.
— А как можно новую бронзу сделать под старину? — спросил Клод. — Она ведь, известное дело, не ржавеет.
— Вы совершенно правы, мой друг. Но у этих мерзавцев есть свои секреты.
— Это какие же? — настаивал Клод. Он считал, что любые сведения такого рода никогда не повредят. Мало ли что, могут и пригодиться.
— Надо всего-навсего сунуть ручки на ночь в стружки красного дерева, пропитанные нашатырем. Бронза от этого подернется зеленью, а если зелень оттереть, появится мягкий теплый блеск, в точности как у благородной старой бронзы О, эти мошенники всякий стыд потеряли. Железо они совсем по-другому подделывают.
— А железо как? — зачарованно спросил Клод.
— С железом просто, — ответил мистер Боггис. — Железные замки, накладки и петли просто-напросто суют в обычную соль и вскорости вынимают уже совершенно заржавленными.
— Ладно, — сказал Рамминс, — значит, признаете, что про ручки точно не знаете. А им, может, не одна сотня лет, так?
— О нет, — прошептал мистер Боггис, выпучив на него свои круглые карие глаза. — Вот тут вы ошибаетесь. Глядите.
Он вытащил из кармана сюртука маленькую отвертку. Незаметно для них он одновременно вынул медный шурупчик и зажал его в складках ладони. Каждая ручка комода держалась на четырех шурупах; он выбрал один и осторожно стал счищать с его головки белую краску. Покончив с краской, он начал медленно отвертывать шуруп.
— Если этот шуруп действительно смастерили в восемнадцатом веке, — говорил он, — резьба будет чуть неровной, и вы сразу увидите, что ее нанесли вручную обыкновенным напильником. Но ежели ручку подделали относительно недавно, скажем, во времена королевы Виктории или позже, то шуруп, само собой, сделали тогда же. А значит, он продукт массового промышленного производства. Заводскую нарезку сразу отличишь. Что ж, поглядим.
Он прикрыл шуруп ладонью и, вытаскивая, безо всякого труда подменил его новым, который лежал у него в ладони. Этот маленькой уловкой собственного изобретения он пользовался давно и с большим успехом. В карманах сюртука у этого священника всегда было полным-полно дешевых шурупов любого размера.
— Вот, пожалуйста, — он передал новенький шуруп Рамминсу. — Видите, какая ровная резьба? Заметили, да? Еще бы. Обычный грошовый шурупчик, такой купишь в любой скобяной лавке.
Шурупчик переходил из рук в руки, его внимательно разглядывали. Даже у Рамминса уже не оставалось сомнений.
Мистер Боггис сунул в карман отвертку вместе с шурупом тонкой ручной работы, который он только что вывернул из комода. Потом он повернулся и неторопливо прошествовал к двери.
— Друзья мои, — сказал он, остановившись у входа в кухню, — очень любезно с вашей стороны, что вы позволили мне заглянуть в ваш уютный дом, очень любезно. Хочу надеяться, что я не утомил вас своей стариковской болтовней.
Рамминс поднял глаза от шурупа, который он все еще изучал.
— Но вы так и не назвали вашу цену.
— Разве не назвал? Ах, да, верно. Ну, так я вам без обиняков скажу. По-моему, он не стоит хлопот. Так что и толковать нечего.
— А все-таки — сколько?
— Вы что же, и впрямь хотите с ним расстаться?
— Я не сказал, что хочу расстаться. Я спросил сколько.
Мистер Боггис посмотрел на комод у противоположной стены; он склонил голову набок, потом на другой; он нахмурил брови и вытянул губы; он пожал плечами и пренебрежительно махнул рукой: мол, и размышлять-то об этом не стоит, вот так.