Как влюбиться без памяти
Шрифт:
Прости.
Но я ничего ему не сказала. Все было без толку и не важно. Я до посинения извинялась, когда мы ехали домой из больницы. Пыталась представить дело так, будто в конечном итоге все к лучшему, говорила, что мы прояснили ситуацию и находимся на верном пути, но все это, в общем, была чушь. Правда в том, что я неправильно оценивала происходящее. Я думала, он боится признаться отцу насчет компании, а мистер Бэзил, оказывается, прекрасно знал, что его сын не хочет там работать, но плевать хотел на это. С моей стороны было наивно и глупо надеяться, что я сумею разом решить проблему, с которой Адам не мог справиться долгие
В четыре утра я сбросила на пол пуховое одеяло и была вынуждена признать, что заснуть мне не удается.
— Ты спишь? — спросила я в темноту.
— Нет, — ответил он.
Я улыбнулась.
— Я там тебе положила записку на кофейном столике. Посмотри.
Он зашебуршился, встал и подошел к столу:
— И что это за хрень?
— Ну читай.
— «Самые лучшие, самые прекрасные вещи нельзя ни увидеть, ни даже потрогать — они постижимы лишь сердцем». Хелен Келлер. [6] — Он помолчал. Потом фыркнул.
6
Келлер Хелен — слепоглухая американская писательница и общественный деятель, автор «Истории моей жизни» (1903).
— «Когда настает самая черная полоса, зоркий глаз видит вдали свет». Аристотель Онассис, — процитировала я по памяти, снова накрывшись одеялом.
Он никак не отреагировал. Наверное, сейчас порвет мой листок или начнет по обыкновению иронизировать.
— «Поверь, что ты это сделаешь — и ты наполовину уже это сделал». Теодор Рузвельт, — продолжала я.
— Не ссы против ветра, — отозвался Адам.
Я нахмурилась.
— Этого там нет.
— Не покупай телескоп, просто подойди поближе — и все увидишь.
Я улыбнулась.
— Никогда не ешь желтый снег. Не кури. Носи лифчик. Ни с кем не встречайся взглядом, когда сосешь леденец на палочке.
Я захихикала в подушку. Он умолк.
— Ладно, поняла. По-твоему, все эти изречения — лабуда. Но тебе стало лучше?
— А тебе?
Я рассмеялась.
— Вообще-то да.
— Мне тоже. — Он сказал это негромко и ласково.
Я представила, что он улыбается, во всяком случае, я на это надеялась.
— Спокойной ночи, Адам.
— Спокойной ночи, Кристина.
Я мало спала этой ночью, мне не давала покоя одна мысль: осталось восемь дней.
Глава XIV
Как испечь пирог в подарок и насладиться им сполна
Детектив Магуайр сидел напротив меня в допросной полицейского участка на Пирс-стрит. Глаза у него были красные, под глазами набрякли мешки. Вид такой, будто он провел ночь на бурной вечеринке. Я понимала, что это не так. Он очень неохотно согласился со мной встретиться, заранее предупредив, что сначала сам выслушает, что у меня на сей раз стряслось, а уж тогда решит, привлекать ли к делу своих коллег. Я так поняла, что он выступит в роли своего рода фильтра и, если моя жалоба того не заслуживает, не станет попусту тратить время полицейских. На лбу у меня выступила испарина. В комнате стояла удушающая жара, ни окон, ни вентилятора там не
— Это у вас хобби такое — возиться с самоубийцами? — спросил Магуайр, когда я пришла в участок вместе с Адамом.
— Я помогаю ему трудоустроиться, — отрезала я. Нельзя сказать, что это была уж совсем неправда.
Посмотрев за дверь, я удостоверилась, что Адам все еще там. Видно было, что он устал и ему скучно, но, главное, он был на месте.
— Взяли работку на дом, а теперь притащили с собой сюда? — осведомился он.
— А вы вообще дома не бываете? — хмыкнула я.
И только тогда поняла, что он почти готов был открыться, а моя язвительность вынудила его снова захлопнуть створки. Он вернулся к роли представителя закона и поерзал на стуле, явно ругая себя за то, что едва не проявил слабость.
Мне стало неловко, я вдруг поняла, что мне проще общаться с жестким Магуайром. Не хотелось расслабляться и посвящать его в свои личные обстоятельства.
— Ладно, давайте еще раз. Значит, вы считаете, что мужчина в черной кожаной куртке и свитере с отвисшим воротом, возможно, выходец из Восточной Европы, разбил ваше лобовое стекло клюшкой для хоккея на траве, потому что вы, возможно, оказались свидетелем сделки по продаже наркотиков между этим мужчиной и людьми в черной машине с затемненными стеклами — о которых вы ничего конкретного не запомнили. Все это было на сельской дороге, которая находится неизвестно где, — вы этого не знаете, потому что играли в «дорожные потеряшки». Я правильно излагаю? — Голос у него был утомленный.
— Только машина не моя, а моей подруги Джулии, а в остальном все верно.
Я пришла заявить об этом спустя три дня после происшествия, потому что помогала Амелии с похоронами, а еще потому что была занята проблемами Адама, но в первую очередь — я всячески избегала общения с Магуайром, однако в итоге поняла, что, кроме него, мне обратиться не к кому.
— Почему вы сказали «возможно, из Восточной Европы»?
— Ну, у него был такой вид, — неопределенно пояснила я, жалея, что вообще об этом упомянула. — Здоровенный, с тяжелым подбородком, широкоплечий. Но когда он взял клюшку для ирландского хоккея, в нем появилось что-то местное… — Я запнулась и покраснела, а Магуайр насмешливо кивнул.
— То есть если б он взял топор, то стал бы русским, а бейсбольную биту — американцем? А достань он палочки — превратился бы в китайца, так, что ли? — Он ухмыльнулся, довольный своей шуткой.
Я проигнорировала его насмешки.
— Кто-нибудь еще может подтвердить ваш рассказ?
— Да, Адам может.
— Самоубийца?
— Несостоявшийся.
— А есть какие-нибудь еще свидетели, которые не пытались покончить с собой за пять минут до происшествия?
— Он пытался это сделать за пять дней до того. А кроме нас все видела моя племянница.
— Мне нужны ее данные.
Я немного поразмыслила об этом.
— Хорошо. Записываете?
Он лениво достал ручку и открыл новую страницу в блокноте, который был девственно чист, если не считать моих показаний, записанных им за последние десять минут.
— Диктуйте.
— Ее зовут Алисия Роуз Талбот, вы найдете ее в детском саду «Веселые обезьянки» на Вернон-авеню в Клонтарфе.
— Она там работает?
— Нет. Она туда ходит. Ей три года.
— Вы издеваетесь, черт подери? — Он отшвырнул ручку.