Как я была маленькая (издание 1961 года)
Шрифт:
В окна стучится осенний дождь или колючий снег. Ветер завывает жалобным голосом: «Пусти-и-и-те к огонь-ку-у-у!» Но мы и не думаем впускать его, хотя огонёк у нас чудесный. И даже не огонёк, а большой, настоящий огонь в кафельной печке.
Прежде чем закрыть вьюшку, мы открываем печную дверцу и любуемся догорающими угольками.
Они насыпаны целой грудой.
Они пышут жаром и рассыпаются с лёгким хрустом. Кажется, что под их золотой корочкой рдеет вкусный огненный сахар. Но папе так не кажется.
— Нет, — говорит он, — скорее это похоже на коралловые ветки.
Как раз к этому времени папа закончил чтение гранок. Поэтому
Это крошечные животные, живущие в южных морях. Каждый отдельный коралл строит себе известковый домик величиной с булавочную головку. Но домиков этих так много, что, прикрепляясь один к другому, они образуют как бы ветки или даже целые деревья: розовые, белые, а чаще всего ярко-алые, как пламя. Из этих коралловых веток и деревьев люди выделывают различные украшения: бусы, брошки, браслеты.
С интересом слушаю я папин рассказ о кораллах. Я бы послушала ещё, но тётя Наша говорит:
— Пора закрыть вьюшку, дрова уже прогорели.
А мама, оторвавшись от тетрадки, добавляет:
— На всякий случай запомни, Верочка, что в слове «коралл» пишется два «л».
Как раз в эту минуту наша столовая кукушка выглядывает из своего резного домика и кукует один раз: половина девятого. Полчаса уходит на то, чтобы, пожелав всем спокойной ночи, привести в порядок игрушки, постелить себе постель, умыться и причесаться на ночь. Причёсывает меня тётя Наша, сама я ещё не умею.
Уже лёжа в постели, я опять слышу кукушку. Она кукует девять раз; время сна.
Спокойной ночи!
Ночью снится мне сон. Школьные тетрадки окружают меня, машут страницами. Ах нет, не синие тетрадки, а птички-синички летают по комнатам, машут крылышками и щебечут. И опять нет. Не птички-синички, а белые, как лебеди, школьные фартуки вьют вокруг меня хороводы. Мамины девочки наполняют столовую.
Утром я рассказываю свой сон тёте Наше, а та пересказывает его маме.
— Ничего этого ей не снилось, — смеётся мама. — Всё это она сочиняет.
А я и сама не знала, снилось мне это или я всё выдумала.
Кукольная клиника
В маленькой комнате, где теперь жили мы с тётей Нашей, мне был отведён отдельный уголок; там я была; полной хозяйкой.
Мама подарила мне стенной шкафчик, в котором раньше была у нас домашняя аптечка. Теперь это был гардероб для кукол: кукольные платья висели там во весь рост. На столике лежали книжки с картинками, цветные карандаши, бумага и ножницы для вырезывания. Под сырой тряпочкой — глина для лепки.
На стене висели рисунки моей работы: деревенский бабушкин домик, окружённый мальвами, портреты кота Василия со спины и больной куклы Танечки с закрытыми глазами и повязкой на лбу. На гвоздике в гарусной сетке висел мяч.
Кукла Танечка была прехорошенькая, с настоящими белокурыми локонами и тёмными, тоже настоящими, ресницами. Зубки у неё были беленькие, фарфоровые, на щеках — ямочки.
Танечку привезли мне из Москвы. Я начала с того, что хорошенько вымыла ей голову тёплой водицей с мылом. Я считала, что после путешествия это просто необходимо.
И что же случилось? Локоны отклеились, щёчки побледнели, глаза закрылись и больше не открывались. Танечка тяжело захворала.
Другие мои две куклы выглядели тоже не очень хорошо, особенно тряпичный негритёнок Джимми. Он весь так протёрся, что больно было смотреть на него. Тётя Наша сказала:
— На нём и вправду лица нет. Но ты не беспокойся, мы всё это исправим.
Она взяла две бусины и сделала негритёнку новые глаза. И он так живо и весело взглянул на нас этими блестящими, выпуклыми глазёнками, что я засмеялась от удовольствия.
Красными нитками тётя Наша подправила Джимми губы, а из чёрной вязальной шерсти навертела узелков: получились взамен старых новые, густые, вьющиеся волосы.
— Да он ещё лучше, чем был! — с восторгом воскликнула я.
— Погоди, это ещё не всё.
И тётя Наша нарядила Джимми в шапочку с кисточкой и пунцовую курточку. Прелесть что такое!
Третью куклу звали Золушкой. Иначе никак нельзя было — уж очень плохо она была одета.
Но тётя Наша сказала:
— Не всегда же бедняжке возиться с золой у очага. Мы сделаем Золушку такой, какой она была на балу.
И Золушка получила платье, обшитое кружевом, нитяные чулочки и, самое главное, белые бальные туфельки, сшитые из старой лайковой перчатки. Теперь не стыдно было поехать на самый лучший бал и встретить там принца.
Всё это было отлично. Но как же быть с Танечкой?
— Ей я ничем помочь не могу, — вздохнула тётя Наша. — Придётся отнести её в кукольную клинику.
— А разве есть такая? — с волнением спросила я.
— Конечно. Завтра же мы пойдём туда.
Окно кукольной клиники выходило на улицу. За стеклом стояла большая румяная кукла в шляпе и рукой указывала на входную дверь. Мы вошли.
В клинике пахло клеем. На столе были расставлены баночки и скляночки, разложены щипчики, кисточки, гвоздики, крючки и нитки. На полке под стеклом сидели и лежали больные и здоровые куклы.
Кукольный мастер, надев очки, внимательно осмотрел нашу Танечку, сказал, что ничего опасного нет, и просил прийти через неделю.
Через неделю Танечка вернулась домой такая же белокурая и розовая, какой приехала из Москвы. Она снова открывала и закрывала глаза. И я нарисовала новый её портрет и повесила рядом с портретом кота Василия со спины.