Как я изменил свою жизнь к лучшему
Шрифт:
А он настаивал: надо, обязательно надо кому-нибудь это показать!
Как и кому? Смешно, ей-богу!
Отослать это в издательства? Ну, допустим. Представила – сколько чокнутых шлет свои опусы ежедневно по мейлу и почте. Тонны, наверное. Надеяться, что когда-нибудь, может быть, это прочтут? Заглядывать в почтовый ящик и теребить сына – проверь свою почту?
Своей личной почты у меня тогда и не было.
Не хочу! Почему? Да не важно.
Я же уже говорила – нет у меня амбиций и с честолюбием плохо. Да и потом – куда сейчас, в наше время, без денег? Я не жена олигарха, который радостно обклеил вагоны
Искать знакомых? Бред.
Во-первых, в издательской сфере знакомые отсутствуют. Во-вторых, даже если б они и были? По знакомству такие номера не проходят. Блат тут не работает. Это же ясно, как белый день.
В общем, сидим и не рыпаемся. Планов не строим и остаемся по-прежнему реалистами.
Нет, врать не буду – телодвижения были.
Например, мы показали мои рассказы одной молодой даме, работающей в издательстве учебной литературы. Она прочитала и сказала, что мило и вполне, что это имеет право на жизнь. Скорее всего, надо начать с журналов – предложить туда. А там уж – ну, кто знает, что там, за горизонтом? Как в песне – там, там-тарам, там-тарам…
В сентябре на ВДНХ проходят ежегодные книжные ярмарки.
Как я узнала об этом? Случайно.
При всей моей горячей любви к книгоизданию и книгочтению на этом мероприятии я не бывала, признаюсь. Довольствовалась книжными магазинами.
Итак, сентябрь. Муж занят, выручает мама: поеду, говорит, с тобой – для поддержания, так сказать, морального духа.
Огромный павильон, стенды различных издательств. Я уже выучила тех, кто занимается беллетристикой. Сообразила. Их совсем немного, этих издательств. Парочка совсем серьезных, еще парочка попроще. На сцене выступают писатели. Известные, узнаваемые. Понимаю, что выступать ТАМ почетно. Я же – как бедная родственница: в захудалой куртешке, с мамой-подпоркой, с мамой-костылем пытаюсь кому-либо всучить свою дискету с тремя рассказами, набранными дочкой подруги. Какие-то люди вяло спрашивают, дескать, что у меня там, на дискете.
Рассказы? Зевок. Нет, не нужны. Снова зевок – пошире.
Более любезные объясняют, что рассказы – жанр умирающий, никому не нужный, вот если бы детектив или, на крайний случай, роман…
Вежливо дают понять, что я свободна.
Практически навсегда.
Надежд никто не дает.
Я бормочу что-то про Чехова, Куприна, Бунина. Токареву, Довлатова, наконец. При этом жарко оправдываюсь, что с ними, с великими, не сравниваю себя – ни-ни! Даже подумать страшно!
Одно понимаю – им неинтересно. Кто-то дискету берет, и я понимаю, что она останется там, на ВДНХ, навсегда. До компа редактора не доедет.
Но – что делать! Надежд-то особых и не было.
Я не верю в случайности, в счастливую судьбу, во всякие там чудеса. Повторяю, я реалист. Пошла туда под напором родных, после всех разговоров про «лежачий камень».
Ну, съездила. Побродила. Поглазела на знаменитых. Поняла, что коллегой их точно не буду. Купила какие-то книжки – уже радость. Прошвырнулись с мамочкой, потусовались. Погода прекрасная, времени свободного – море. Вышли из павильона, прошлись по выставке, посидели в кафе под полосатым тентом, что-то съели, чем-то запили. И – восвояси.
Господи! Могла ли я подумать тогда, что совсем скоро, всего-то через каких-нибудь пару лет, я буду – нет, невозможно представить, о чем вы! – выступать на стенде самого – самого – большого и лучшего издательства страны!
В качестве, разумеется, автора.
Нет, правда! Ни о чем таком я не думала. Совсем.
Не думала, что позвонят. Что рассказы возьмут. Да еще и напечатают. И вообще я об этом довольно скоро забыла, честно.
И тут – звонок!
Я – в тяжелом бронхите, за окном поздняя осень, и все противно – и погода, и самочувствие. И дела семейные по-прежнему – ни с места. Никаких улучшений. Никаких надежд на хорошее. Никаких! По подруге скучаю, денег поехать к ней нет. У мужа с работой не складывается – все обещают, но, как обычно, ничего не происходит. Сын приезжает, конечно. Но у него своя жизнь. Захожу в его комнату, сажусь на диван и – реву.
Да, отвлеклась!
Так вот, про звонок.
Женщина представляется – имя, фамилия, должность. Я сильно кашляю, извиняюсь и переспрашиваю: «Кто-кто? Редактор? Из издательства?»
Она очень терпеливо и очень вежливо подтверждает.
А после говорит, что рассказы мои они готовы взять.
Ну ничего себе?!
Да-да. Готовы. Только вопрос – а еще у вас есть? Ну, в смысле – еще материал? На дискете-то всего несколько штук. А дальше? Для книги маловато, не хватает объема.
Для чего?! Для книги?..
Нет, у меня что-то со слухом. Не иначе – осложнение после бронхита. Такое бывает, ну, когда плохо со слухом.
Я снова давлюсь приступом кашля и, представьте, к тому же разражаюсь бурными слезами – от радости, конечно. От неожиданности.
От счастья!
Редактор тяжело вздыхает. Хотя ей, наверное, не привыкать. Авторы, они же такие…
Ранимые. Нежные такие. Впечатлительные.
Наконец я выдавливаю, что да, рассказы еще есть, но… Написаны от руки, так как компьютером я пользоваться не умею, ни к чему мне все это, домохозяйке. Я ж в писатели не собиралась…
– Ничего, – говорит редактор, – давайте рукописи. Куда ж деваться.
Я бормочу, что почерк у меня кошмарный, медицинский. Что там все правлено-переправлено. Зачеркнуто-перечеркнуто. Короче, кошмар. Такой, что неловко… Может, переписать? Начисто?
В общем, морочу ей голову, обалдевая от еще не до конца осознанного счастья.
И муж отвозит мои каракули этой прекрасной женщине.
Спустя пару месяцев, в первый же день, когда моя первая книжка вышла, мы рванули, разумеется, в книжный.
Это был МДК на Арбате. Помню прекрасно. Книжку мою отыскали с трудом. Затерялась, родная, на книжных полках. Стоит незаметная, робкая. Неприметная.
Ну, я и купила штук десять. Гордиться так уж гордиться! И так же гордо вышла на улицу.
Я – автор!
В машине я стала рассматривать ее так, как, наверное, геммолог рассматривает в сверхсильный микроскоп ценнейший алмаз. Что-то пытается увидеть, углядеть, распознать…
Я трогала ее, гладила обложку, переворачивала страницы – так и сяк. Убирала в сумку и через пять минут доставала. И снова разглядывала и гладила.