Как я изменил свою жизнь к лучшему
Шрифт:
Я одна, и мне хорошо!
Я долго сижу в саду, иногда закрывая глаза, слушая звуки леса и поскуливание электропилы на соседнем участке.
Как я люблю природу! Я – человек леса и средней полосы. Но это не отменяет мою любовь к морю и восторг перед величием гор…
Мне стало спокойно. Впервые за долгое время.
Я поняла, что хочу жить!
И это открытие меня ошеломило. Я прислушивалась к себе – недоверчиво и пугливо.
Я боялась спугнуть эти мысли. Очень боялась.
Наверное, именно в этот день я взяла лист бумаги и ручку. Точно не помню. Да и какая разница?
Ведь это случилось.
И я начала оживать. Просыпаться. Жить.
Помню то утро, которое впервые было хорошим.
Это было огромное счастье – проснуться и не бояться прожить новый день!
Я вышла на веранду и села пить кофе. Солнце деликатно просвечивало сквозь темное кружево листвы. Разумеется, меня подбадривали и поддерживали, призывая разделить всеобщую радость, отчаянные птичьи пересвисты и переливы. Звуки природы – тактичные, ненавязчивые, успокаивающие. Целительные…
Потом я разложила листы А4 и – начала писать.
Мне было все равно, что из всего этого получится. Произойдет что-нибудь или нет. А уж про все остальное я просто не думала – да и помыслить не могла. Нахальства, наверное, не хватало.
Я не имела далеко идущих планов. Я не имела планов вообще! Я просто писала, изливая на бумагу свои мысли, печали и радости. Просто прописывала жизнь своих неожиданных героев. Говорила с ними, спорила, не соглашалась. Жалела их, презирала и снова жалела. Они были для меня такими явственными, такими живыми, такими знакомыми, словно я знала их сто лет – со всеми их слабостями, несуразностями, ошибками и неудачами. Я злилась на них, огорчалась вместе с ними, радовалась их прозрению и удачам. Я разговаривала с ними, словно они были живыми.
А они и были живыми! Честное слово!
Я проживала их жизни и забывала о своей.
Я переживала их падения, горести и неудачи, и мои собственные падения, горести и страдания чуть меркли и переставали казаться такими значительными, таким объемными.
Такими нерешаемыми.
Они меня спасали, мои придуманные герои. Они вытаскивали меня из моего сырого и глубокого колодца. Из темного подвала, куда я проваливалась все глубже и глубже. Справляясь со всеми проблемами, ну, или почти со всеми, они давали надежду, что справлюсь и я.
Или – почти справлюсь.
Такие дела…
Теперь я не могла дождаться ненавистного прежде утра, чтобы снова встретиться с ними и начать с ними же разбираться.
Муж позвонил по мобильному и не понял, в чем дело. Я говорила бодро, торопливо и… весело.
Он давно не слышал меня такой.
– Хорошо звучишь, – осторожно заметил он.
Он пока ничего не понял.
В пятницу ему полагалось приехать. Я слегка расстроилась – и это при том, что скучали мы друг по другу ужасно.
Накануне его приезда я приготовила ужин – торопясь, чуть небрежно. Не так, как всегда.
Я не вышла на дорогу его встречать – я торопливо что-то записывала.
Когда он подъехал, я, тяжело вздыхая, сложила свои листочки и нехотя поднялась ему навстречу.
Он разглядывал меня с интересом, все еще не понимая, в чем дело.
А я, грешная, думала про воскресный вечер, когда наконец останусь одна!
На следующие выходные я решилась прочесть ему свои неумелые опусы.
А он… заплакал.
И тут я совсем растерялась.
Отчего он заплакал? От счастья, что я увлеклась? Отвлеклась и не смотрю в одну точку? Или его что-то тронуло в моих рассказах? А может, все вместе, одно к другому?
Наверное, так.
А лето мое продолжалось. И впереди был еще почти целый июнь, и абсолютно целые, совсем без купюр, июль и август.
Меня больше не волновала погода – за окном дождь, и это еще лучше! Как уютно сидеть на веранде, слышать, как дождь барабанит по крыше и «плачет» по окнам.
А после него все еще прекрасней – солнце переливается в мокрой траве и такие запахи, что кружится голова!
Я писала все лето.
Я по-прежнему плохо спала, но это была другая бессонница – теперь я продумывала сюжеты.
Я вставала легко и рано. Распахивала входную дверь и шумно вдыхала прохладный утренний воздух.
Муж поставлял бесконечные ручки и толстые пачки листов А4. Помню, что назывались эти наборы «Снежинка».
Да! Еще были скрепочки – черненькие «крокодильчики», скреплявшие листы с готовыми рассказами.
К концу августа, который был прохладен и очень дождлив, в коричневой папке лежало, по-моему, девять рассказов.
И еще – надо было собираться в Москву. Дача была летней, печку я топить почему-то боялась, в доме было неуютно и сыро, и муж торопил меня в город. Он тосковал без меня, и мне было неловко за радость моего уединения.
Я вернулась домой и писать перестала.
Почему? Да не знаю. Честно – не знаю.
Однажды муж осторожно спросил:
– А что будем делать? Ну, со всем этим?
Я пожала плечами:
– Да что тут делать? Пописала, написала, справилась со своим отчаяньем. И все. Спасибо! Всем спасибо, все свободны. Точка.
– Жаль, – сказал муж. – Мне все понравилось. Хотя критик я, разумеется, никакой. Да и человек совсем необъективный, но все же. Трогает, знаешь… Цепляет.
– Все оттого, что я – твоя жена, – отрезала я. – И потом у меня нет амбиций и заблуждений. Никакого честолюбия и тщеславия. Психотерапия – и все! Поставили точку. Я не графоман – категорически нет. Было по кайфу – писала. Дело сделано, тема закрыта. Да мало ли кто сейчас пишет? Мало ли у кого полно свободного времени? Все это, знаешь ли, игрушки и погремушки.