Как я не хотела спасать мир
Шрифт:
— И все же, — не отлипал от меня Грегори.
— Так вот, — собралась я с духом, чтобы на этом духу выложить правду-матку, — сейчас все тоже противно и слюняво! Тебе противно на мне жениться, и ты по этому поводу пускаешь слюни, который маскируешь алкоголем!
— Мне не противно на тебе жениться! — побледнел мужчина. — Мне противно, что все это происходит подобным образом! И мне абсолютно не нравится, что вокруг тебя постоянно ошиваются какие-то мужики, которые так и норовят стать моими заместителями!
— Ты ревнуешь или завидуешь? — ядовито
— Я хочу понять, — пристал ко мне, как банный лист, неугомонный Грегори, — как мы с тобой будем вместе жить!
— Выпей, — посоветовала я ему. — Тогда ничего не придется понимать. Чего ты у меня ответы ищешь? Кто из нас мужчина?
— Если ты думаешь, что мне от этого легче, — пробормотал в ответ жених, — то стильно преувеличиваешь. Теоретически, я всегда должен знать, как правильно поступать и удерживать тебя от глупых поступков. — Он помолчал и признался: — А практически, я просто не успеваю тебя от них удержать и потом расхлебываю последствия. И это страшно…
— Ну ты даешь! — обиделась я и допила все, что было в бутылке.
— … Страшно, что не успею и потеряю тебя навсегда. — Это последнее, что я услышала. А потом наступил густой туман, сменившийся беспросветной тьмой.
Помню, что надо мной долго переругивались и призывали к тишине, чтобы дать ребенку, заразе, ведьме, вредине, красавице поспать перед ответственным днем. Откуда нас столько много появилось и как мы все умещались на одной кровати, для меня так и осталось загадкой. Еще смутно помню, что что-то с грохотом долго и нудно падало, но судя по звуку, в разных местах и различного веса. Я тихо радовалась, что не на меня и спала дальше.
— Счастливый ты муда… мужик, Грегори, — проорали где-то вдали, — если у тебя есть Зоя! — И потом все стихло и наступило блаженное забытье, где меня носило на волнах и крутило вертолетом.
— Зоечка, — настойчиво будила меня мама, меняя на лбу мокрую холодную тряпку, — пора вставать. Сегодня день твоей свадьбы…
— Лучше так меня пристрели, — простонала я, не в силах пошевелиться.
Рядом раздался такой же мученический стон.
— Грегори, — вопили где-то неподалеку, — вставай немедленно! Это должно свершиться уже сегодня!
— Согласен с Зоей, — промычал жених откуда-то справа, — смерть милосерднее.
— Что будем делать? — деловито спросила Сиротина. А у меня даже сил не было поинтересоваться, что она делает в моей кровати. Ну ладно, рядом с кроватью. Пусть даже и не моей. Сил проверять просто не было. — Может, все же стоит перенести мероприятие?
— Нет! — рявкнул папа. — Ваш сын провел ночь с моей дочерью и фиг отвертится от узаконивания таких отношений!
— Как ты себе это представляешь, Вилард? — полюбопытствовал второй мужской голос. Я предположила, что это папа Грегори. Вряд ли в мою… ладно, в спальню… пустили постороннего мужика. — Тут лежат два тела, и мы никак не сможем привести их в нормальное состояние, чтобы они хотя бы встали. Я уж не говорю,
— Не знаю, — озадачился папа, но не отступил: — Он, как мужчина, должен взять на себя все обязательства!
— Я стакан воды взять не могу, — простонал жених. — А вы о таком ответственном грузе!
— У нас два варианта! — помолчав сказала мама и снова сменила мое полотенце на лбу. — Или мы оставляем их в покое, пока они не придут в себя настолько, чтобы сочетаться узами брака… — судя по молчанию, никто с этим согласен не был, поскольку подозревали, что мы никогда в себя настолько не придем. — … Или мы их поженим прямо сейчас, даже в таком виде!
Глаза у меня от такого предложения открылись широко-широко, но на это ушли все силы. Слова протеста свалили за опохмелкой и пропали вдали навсегда.
— Это, конечно, не принято, — протянула Сиротина, — но, как я погляжу, у меня вообще невестка нестандартная. Так что давайте женить их сейчас, пока их еще можно поймать!
— Если у меня все же будут дети, — простонал рядом Грегори, — то я никогда не расскажу им, как я женился на их матери! Мне будет стыдно!
— Тогда у тебя не будет детей, — с трудом повернула я голову, морщась от боли, — и тебе не придется позориться! И, вообще: я не хочу замуж!
— Придется, — так же страдальчески поморщился слегка зеленоватый жених. — Ты только подумай — они сейчас нас поженят и уйдут, оставив в покое. И мы сможем мирно умереть от похмелья.
Это предложение имело право на существование, и я заткнулась, покорившись неизбежному.
Родители развили бурную деятельность. Меня прикрыли белой простынкой. Грегори темно-синей. Мне на голову возложили венок из белых роз, и я стала ждать отпевания… пардон, бракосочетания. Жених удостоился бархатного берета, и чего он там ждал — было непонятно, но убегать не спешил. То ли сил не было, то ли смирился, бедолага.
Перед кроватью поставили стол, накрыв его белым кружевом.
— Черт! — дернулся жених, наконец рассмотрев, где он женится. — Никогда не думал, что розовый — это так отвратно! Можно нас перенести на мою кровать?
— Я умру в процессе переноски, — поделилась я с ним своими мироощущениями, — и ты огребешь прелести вдовства, не испытав мук законного мужа. Рискнешь?
— Здесь поженимся, — смилостивился Грегори, прикрывая глаза и стараясь не смотреть вверх. — А в свадебное путешествие отправимся в мою кровать!
В это время в спальню завели красивую статную химерину в бело-синем балахоне и с амбарной книгой подмышкой.
— Где брачующиеся — я вижу, — строго посмотрела на нас регистраторша. — А вот где свидетели?
Родители растерянно переглянулись. Мда, вот об этом-то они и забыли. Во мне затеплилась смутная надежда, что, возможно, день закончится не так уж и плохо…
— Я могу быть соучастником… свидетелем, — с трудом выполз из-под кровати взъерошенный Ромуальд. — Если, конечно, можно. Я для Зои все, что хотите, сделаю. Даже своими руками ее мужу отдам.