Как я пришел в Сознание Кришны...
Шрифт:
Обряд продолжался, мы бросали зерна и все время переглядывались с Баларамой в ожидании чуда. Ягья подходила к концу, и казалось, что уже больше ничего не произойдет. И тут мы одновременно с Баларамой что-то почувствовали.
Мы посмотрели друг на друга... Будто бы ушла из сердца какая-то тяжесть. Это было в самом конце обряда инициации, когда уже догорал жертвенный костер. В заключении нам всем дали по тарелке каши в качестве прасада. Все были голодные, целый день ничего не ели. Помню, поспорили о том, что делать с обгоревшими " фруктами, есть их или не есть? Ананта Шанти точно не знал. Потом мне стало мне известно,
После обряда инициации мы уже более осознанно служили Богу как старшие ученики. Зимой Ананта Шанти был в Москве, и у него начались проблемы. Он был санньяси, и мы знали его под именем Ананта Тиртха Махарадж. Ананта Шанти — имя, полученное им после первой инициации, мы узнали позже. Ему вернули это имя, когда он потерял статус санньяси, женившись на одной преданной. Мы наблюдали, как он стал близко общаться с ней, старались ему намекать, писали духовному учителю. Гуру, в свою очередь, писал Ананта Шанти. Но, в конце концов, Ананта Шанти все-таки женился. Для многих преданных он потерял авторитет, и это был духовный кризис.
Первый кризис был внешнеполитическим, когда нас «тряханул» КГБ и из России выслали духовного учителя. А когда мы поняли, что в сознании Кришны не все так просто, а наш наставник, которого мы считали учителем, оказывается, был не совершенен и пал, потеряв статус санньяси, то это был настоящий духовный кризис. Нет, мы не разочаровались. Мы продолжали преданное служение и проповедь. Мы организовывали программы, но Ананта Шанти на них не приглашали. После того случая Видура отошел от него, а я продолжал с ним общение, хотя полного взаимопонимания, как между учителем и учеником, уже не было.
Шел 1981-й год. Проповедь разворачивалась с огромной силой. Мы, инициированные ученики, проводили программы раза два в неделю. И на эти программы приходило невероятное количество народа: в двухкомнатной квартире могло собраться до ста человек. Верхняя одежда лежала в прихожей "штабелями" до потолка. Настолько большой была популярность сознания Кришны. Приходило много интеллигенции, чувствовалось большое стремление к духовному знанию. А мы, обладая огромной шакти в результате инициации, продолжали проповедь, может быть, не всегда достаточно грамотно. Мы пели киртан, читали лекции, готовили прасад. Сейчас таких программ уже не бывает.
В том же, 81-м году, зимой грянул гром. Радха Дамодар (его тогда звали Сергей) недавно к нам присоединился, и у него были какие-то связи, через которые он узнал, что на нас заведены дела и мы теперь "под колпаком".
То, что КГБ следит за нами, мы догадывались, поскольку КГБ следит за всеми, кто связан с заграницей. Но, если прокуратура завела на нас дела, значит, они собираются предпринять какие-то серьезные меры: надо ждать судов и арестов. Мы надеялись на Кришну, были уверены, что Он нас защитит. Однако напряженность усиливалась с каждым месяцем. На встречах появлялись представители милиции. С ними приходили люди в штатском, мы понимали, что это КГБ-шники. Они скромно держались в стороне, но, несомненно, все было под контролем. После того, как произошел первый «разгон», у нас забрали документы. Потом стали вызывать. У студентов возникли проблемы, им угрожали отчислением из вузов.
Меня вызвали в партком, который располагался в главном здании МГУ, кажется, на десятом этаже. Я пришел туда. Повсюду ковры. Я был рядовым сотрудником МГУ, беспартийным и на таком уровне никогда раньше не общался. Там сидели председатель парткома, ведущие профессора, все руководство. Со мной стали беседовать очень дружески, даже тепло: «У нас, конечно, свобода вероисповедания, и Вы можете выбрать себе любую религию, никто не может Вас в этом ограничить. Однако Вы должны понимать, что, находясь в стенах Московского университета, Вы имеете возможность им проповедовать, и мы не можем этого допустить. Если бы Вы были на обычной работе в обычном институте, то, ради Бога, никто бы Вам ничего не сказал. Но в данном случае мы не можем Вам этого разрешить. В МГУ учится несколько десятков тысяч студентов, и Вы не будете отрицать, что рассказываете им о своем учении».
Естественно, я ничего не мог отрицать. Мне поставили условие: либо я остаюсь в Московском университете, либо в обществе Сознания Кришны.
Кроме того, меня вызывал мой научный руководитель Заикин Петр Никанорович, доктор наук. У меня с ним были весьма хорошие отношения. Он постоянно меня «подталкивал», помог устроиться в аспирантуру, публиковал мои статьи, потому что как ученый я в то время ничего собой не представлял. Он мне подкидывал идеи, которые я технически разрабатывал, и у нас было около десяти публикаций. Я готовился писать диссертацию. Я очень доверительно рассказал ему о сознании Кришны, достал ему маленькие четки (католические, в 54 бусины). И он взял их. Однако его, видимо, также вызывали вышестоящие инстанции. И когда выяснилось, что мы ведем достаточно мощную проповедь, он по-дружески попросил меня все это прекратить.
Затем у меня состоялась беседа в парткоме, где мне попросту поставили ультиматум, Петр Никанорович намекнул мне, что я доставляю ему очень большие неприятности. Он был человек довольно молодой, доктор наук, который шел по восходящей, делал карьеру и был правой рукой декана, академика Андрея Николаевича Тихонова. И то, что я, его ученик, аспирант, состоял в каком-то «экзотическом» обществе Сознания Кришны, которое, как говорили, связано с ЦРУ, не сулило ему ничего доброго. Кроме того, он был членом партии. В то время карьера неразрывно была связана с членством в партии. Что я мог сделать для него в этой ситуации? Проповедь прекратить я не мог.
После предупреждения в МГУ я перестал участвовать в публичных программах. Проповедовал очень скрыто, в местах, о которых, как я считал, никто не знал. У нас были подозрения, что КГБ засылает к нам своих людей, что у них есть свои информаторы.
Вот один интересный эпизод. В то время у нас проходили программы на квартире у Садананды, в Барашевском переулке, метро Кировская. Как-то меня познакомили с одним очень интеллигентным на вид человеком, который интересовался йогой, духовной жизнью. Этот человек был у меня дома. И я пригласил его на программу. В то время я был настолько наивен, что даже не заподозрил никакого подвоха. Он пришел к нам на программу, когда мы проводили службу Гаура-арати.
Когда мы спели, и начали читать према-дхвани, все стали кланяться. И в этот момент мы услышали щелчки. Это приглашенный мной интеллигент фотографировал. Он не предупредил нас о том, что у него с собой фотоаппарат. Садананда уже тогда что-то заподозрил. Он заметил, что как-то уж очень ловко он стал фотографировать нас именно в тот момент, когда все кланялись. Сфотографировав, этот человек пообещал подарить нам фотографии, заметив, что ему просто было интересно все это запечатлеть на пленку. И он исполнил свое обещание: через несколько дней снова пришел и подарил всем фотографии с этой службы.