Как я продавал виагру
Шрифт:
— Если сегодня эффекта не будет, завтра вечером примете две таблетки!
Через мгновение дверь открылась, и врач размашистыми шагами направился в нашу сторону. Он снял очки, потер переносицу и тряхнул головой, широко улыбаясь. Вскоре после этого дверь отворилась снова — она тут же захлопнулась бы опять, если бы что-то ее не удержало. Я чуть было не упал, когда увидел это «что-то».
Сперва показалась нижняя часть алюминиевых протезов. Постепенно появился весь ходунок целиком, однако его владельцу понадобилось еще время, прежде чем он смог предстать перед нами во всем великолепии. Но жестоко было
Словно прочитав мои мысли, уролог заверил меня, что этот пациент — вполне достойный кандидат на прием препарата.
— Знаю, он выглядит так, будто через десять минут отправится на тот свет, — сказал доктор, возможно, несколько переоценивая внешние данные своего посетителя. — Но, поверьте мне, он в неплохой форме. Никаких проблем с сердцем, а что до кислорода, то он ему и вовсе не нужен: это скорее вопрос психики.
Мы, затаив дыхание, смотрели, как мужчина «входил» в приемную. Остальные пациенты онемели от изумления. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, о чем все они думали в эту минуту: шанс есть у каждого из нас.
Я повернулся к медперсоналу, рассчитывая услышать объяснения: как такой старикан может заниматься сексом, как он вообще может в своем возрасте этого желать.
— Да все этого хотят, — сказала медсестра, пожав плечами. И маленькая голубая пилюля могла им в этом помочь.
Я стоял в переполненном урологическом отделении, разинув рот. Вряд ли это была подобающая обстановка для чтения молитвы, но все же я стал молиться: «Боже, сделай так, чтобы я мог заниматься любовью после семидесяти». Проходя по парковке, я, смеясь, думал, какой чудной фортель выкинула моя судьба. Я спросил себя: какого черта меня сюда занесло? Как меня угораздило устроиться на такую работу?
Глава первая
Как меня угораздило
– Ты что, идиот?
Так отец отреагировал на мое решение досрочно завершить военную карьеру. В 1994 году благодаря сокращению численности вооруженных сил мне, одному из сотни лейтенантов, было позволено уйти из армии, не дожидаясь конца четырехгодичной действительной службы. Я предполагал, что мое решение удивит, а возможно, и немного расстроит папу, но не думал, что он станет сомневаться в моих интеллектуальных способностях. Это, как мне показалось, было уже слишком. Идиот?
Отучившись в университете Нотр-Дам по стипендии Учебного корпуса офицеров запаса, основную часть последовавшей затем действительной службы (которая для меня продолжалась три года) я провел на военной базе Зама в Японии, где особую неприязнь у меня вызывали нестроевые наряды. С того самого дня, когда мама пришила мне на плечи лейтенантские погоны, я мечтал только об одном: поскорее их сорвать. Как только это стало реально, я с жадностью ухватился за эту возможность, ну, а отец в свою очередь набросился на меня.
Что ты, папа, нет, я не идиот, просто…
Ради Христа, Джейми, я знаю, что ты не идиот. Но такое важное решение нельзя принимать с бухты-барахты. Ты вообще подумал, что это значит?
Может, он и вправду считал, что я идиот?
Да ладно тебе, папа. Конечно, я все тщательно обдумал. Я прекрасно понимаю, чего лишаюсь, и… — Но заканчивать предложения в этом разговоре было явно не моей прерогативой.
Ах, ты понимаешь! Да что ты понимаешь? Тебе всего двадцать пять; ты еще ничего не понимаешь, усвоил? Ты понятия не имеешь, от чего ты хочешь отказаться. Джейми, ты армейский офицер. А совершенно этого не ценишь. Да через полгода тебя повысят до капитана. Не успеешь и глазом моргнуть, как тебе исполнится сорок два, и ты будешь преспокойно получать свою пенсию и каждый день играть в гольф.
Щелк! — услышал я в трубке. Звук захлопнувшейся дверцы нашего бара нельзя было ни с чем спутать, а через секунду я безошибочно распознал позвякивание льдинок в папином стакане для коктейлей.
— Но, папа, это еще через семнадцать лет. Я не хочу оставаться в армии и лишних семнадцать дней, не то что лет, — сказал я, играя миниатюрным баскетбольным резиновым мячиком и тем самым демонстрируя ту самую незрелость, о которой только что говорил отец.
— А почему бы, черт возьми, и нет? Это серьезная карьера. Смотри, сколько всего дала тебе за это время служба: армия — это опыт, дисциплина, возможность путешествовать. Ты ведь сейчас в Японии, правильно я понимаю? Что бы ты сейчас делал, если бы не армия?
Тут он был прав. Должен заметить, эту мысль он внушал мне в каждом разговоре с тех самых пор, как я поступил на действительную службу. В самом деле, после окончания университета и получения степени бакалавра по специализации «английский язык и литература» мои перспективы на получение приличной работы были не ахти, тем более что студентом я был не самым сознательным. Я мог рассчитывать на место учителя английского или тренера по физкультуре в подготовительной школе где-нибудь на северо-востоке. В итоге я зарабатывал бы примерно доллар и 37 центов в час. И это до вычета налогов! Поэтому, оглядываясь на прошлое, я понимаю, что в свое время армия определенно стала для меня отличной стартовой площадкой. Однако потом она утратила свою ценность.
Хорошо, — проскрежетал отец. — В конце концов, это твоя жизнь, и ты можешь делать с ней все, что тебе угодно. Но в таком случае скажи мне, как ты все-таки намерен ею распорядиться?
В смысле? — спросил я, сжимая в кулаке пористый мячик.
Я спрашиваю тебя: что будет, когда ты бросишь службу, — тут он повысил голос и стал говорить очень медленно, раздельно произнося каждый слог, будто имел дело с иностранцем. — Где ты собираешься работать, когда вернешься в Америку?
Щелк! Я живо представил, как он наливает себе второй бокал (на этот раз в нем наверняка было больше водки, чем тоника).
Умный парень был бы готов к такому вопросу. Он заранее отрепетировал бы свой ответ и нашел бы идеальный вариант. Но это был не мой случай.
Я не знаю.
Не знаешь?
Мне до сих пор становится не по себе, когда я думаю, с каким потерянным видом он повернулся к маме, чтобы сказать: «Он не знает». Тут возникла пауза. Возможно, отец в это время глотал нитроглицерин, опасаясь второго сердечного приступа.
— Ты не знаешь? Ты только что принял самое важное решение в своей долбаной жизни, но не знаешь, что делать дальше!