Как я учился в магической школе
Шрифт:
— Ну, — пожал я плечами, — кому как. Однако пить без повода — это как-то совсем уж пошло.
Хмыкнув, Глушаков помолчал, а затем, вновь приложившись к ёмкости с алкоголем, произнёс:
— Повод есть, как не быть. Вот, отмечаю в который раз собственную трусость.
Я промолчал. Спорить с ним, когда он в таком состоянии, было глупо, а спрашивать… Чувствовал я, что Сергей и безо всяких вопросов всё расскажет. И не ошибся.
Помолчав какое-то время, он, отпив в очередной раз, не стал дальше держать флягу в руках и протянул уже мне.
Кивнув, я сделал глоток, с удивлением
— А кем ещё, как не трусом, меня считать, коли спрятался тут, словно крот, и придумал себе оправдание, что надо взрастить из этих борзых щенков новое поколение магов, не из-под палки, не под бдящим инквизиторским оком служащее государству и простым людям, а?
— По-моему, правильная цель, — осторожно заметил я, глотнув ещё.
Зло ухмыльнувшись, Сергей бросил:
— Зная, что творится моей Родине?
Я покачал головой.
— А что ты один мог сделать?
— Я?! — челюсти Глушакова буквально свело от ярости. — Я — мог! Мог, ты понимаешь?! Вот только, — взгляд его потух, снова став безжизненным, — очень немногое. К сожалению, наш мир… Он не имеет своей магической подпитки. Иквус рассказывал, что они этот запрет обходили за счёт генерации магической энергии самостоятельно, и то колдовать в основном могли лишь с помощью различных приспособлений и ухищрений. Но он-то, как и ты, природный маг. А я… я — мутант с искусственно созданным магическим контуром. Я не произвожу магической энергии сам, могу только преобразовывать магическое поле вокруг. Без подпитки на Земле я — обычный человек. Пусть более тренированный, да и физика тела из-за мутаций раза в два превышает предел человеческого организма, но этого мало. А так хочется добраться да глотку кое-кому перегрызть…
— Это да, — ответил я, чувствуя, как спирт приятной теплотой растекается по жилам.
Вспомнил тех, кто, стоя у руля новой России, обокрал собственный народ, вгоняя в нужду и нищету: Бубайса, Майдара, Элцина с Барбарис Агдамычем Дерезовским и прочих тварей, доивших страну и до сих пор топчущих землю. Ворбачёв, хоть и сдавший Великую страну, был достоин скорее презрения, чем пули, но эти… Этим надо бы раскалённый прут воткнуть в задницу, да так, чтобы через рот вышел. Правда, кое-кого из их братии и так в землицу уже прикопали. Как Майдар прибрался, в народе так плясали, что три баяна порвали. Дерезовский вон тоже, правда, говорят, сам ушёл, но хочется верить, что бравые ребята из ГРУ вежливо проводили его в последний путь.
Так мы, попивая из всё не пустеющей фляжки, посидели с полчаса, как вдруг, неожиданно даже для самого себя, я спросил:
— А если с подпиткой? Ну там артефакт-накопитель какой с собой взять?
Но Глушаков только угрюмо качнул головой.
— На Земле я не смогу им воспользоваться — нужен ещё один маг, который сможет перекачивать энергию в меня.
— А я подойду? — ещё более неожиданно, и снова для самого себя, спросил я.
Медленно подняв глаза, Сергей долго-долго вглядывался в меня, словно пытаясь осмыслить сказанное, а затем внутри зрачков его загорелся недобрый огонёк. Он вытянул руку вперед и скомандовал:
— Сформируй нейтральный поток и направь ко мне.
Кивнув, я пробудил тёмный клубок силы в руке, а затем, вытянув его жгутом, перебросил в ладонь Глушакову.
Чуть поморщившись, тот, однако, на удивление бодро вобрал силу в себя. Правда, я заметил бисеринки пота, выступившие на лбу, но, вытерев те платком, Сергей меня заверил, что уже всё нормально, и усмехнулся.
— Да уж, думал, хуже, чем у огневиков, не бывает. У них сила — словно перцем чили заправленная под завязку, жжёт магоканалы в теле так, что хоть вой. Но твоя… — он посмотрел на свои руки, то сжимая, то разжимая кулаки. — Я аж протрезвел. Ощущение, что растворяет саму структуру маговодов.
— Это не опасно? — встревожившись за товарища, поинтересовался я.
— Не слишком, — задумчиво ответил Глушаков. — Они восстанавливаются. Главное — как можно быстрее через себя эту энергию прогнать. Ну и с объёмами не грубить.
— То есть… можем?! — спросил я, сощурившись. И Сергей с каким-то лёгким удивлением и одновременно с толикой радости и надежды в голосе ответил:
— А ведь можем!
Да, мы уже что-то могли сделать для нашей многострадальной Родины, и я, внезапно вспомнив когда-то услышанную фразу, от которой мне каждый раз становилось почти физически больно, произнёс, медленно и чётко выговаривая слова:
— Когда-то один деятель в ответ на вопрос о населении сказал: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом — новые вырастут».
Глушаков чуть скрипнул зубами, а я, каким-то десятым чувством ощутив всю тяжесть страшного смысла, заложенного в этой короткой фразе, и глубину невообразимой жестокости того, чей поганый рот смог такое произнести, констатировал:
— За такое расстреливать надо.
— Надо, — ответил Сергей, словно превратившись в заледенелую статую или бездушную машину и пронзив меня взглядом, режущим подобно клинку.
Меня вдруг бросило сначала в жар, а затем в холод, и буквально через пару минут я ощутил, что полностью трезв, словно и не булькало во мне с поллитра разведённого спирта.
— Не благодари, — произнёс Глушаков, вставая. Посмотрев на часы, он продолжил: — Через шесть часов здесь же. Форма одежды любая, переоденешься тут, ведро-накопитель с собой обязательно. Заряжаешь?
— Так точно! — невольно вытянулся я по стойке смирно — настолько командные нотки прозвучали в его голосе. — Как минимум двухнедельный запас держу.
— Молодец, — хлопнул меня Сергей по плечу. — А теперь дуй на занятия. Мне надо кое-что подсобрать.
Глава 15
В назначенное время я был готов идти к Глушакову. Занятия уже закончились, а от девчонок я отделался под предлогом сильно важных дел, после чего, прихватив боевое ведро, бодро пошагал на первый этаж здания. Сейчас то, что класс общей магии находился прямо в здании мужского общежития, было мне как нельзя на руку. Кстати говоря, праздно шатающихся по коридорам общаги студентов как-то совсем не наблюдалось даже несмотря на вечер. Эту странность я отметил ещё в первые дни.