Как я воевал с Россией
Шрифт:
В начале июля линия фронта шла приблизительно через следующие пункты: к востоку от Перми на Кунгур — Красноуфимск — Стерлитамак— Оренбург. В течение всего июля отход сибирских армий продолжался беспрерывно, и к концу месяца они эвакуировали Екатеринбург и Челябинск и вынуждены были уступить неприятелю линию Урала. В начале августа Верховный совет решил не оказывать больше помощи Колчаку, который, очевидно, быстро терял под собой почву и переставал быть хозяином положения. Вот что говорит генерал Нокс о сибирских армиях: «Солдаты сражаются вяло, они ленивы, а офицеры не умеют или не хотят держать их в должном повиновении. Такие солдаты нуждаются не в отдыхе, но в тяжелых переходах и в строгой дисциплине… Неприятель заявляет, что он идет на Омск, и в данный момент я не вижу ничего, что могло бы его остановить. По мере того, как Колчак отступает, — армия его
Отступление сибирской армии продолжалось и в августе. В начале сентября колчаковские армии своею численностью все еще превосходили большевиков, но это непрерывное отступление, которое началось еще в мае, очень плохо повлияло на психику солдат. Тем не менее, в начале сентября генерал Дитрихе атаковал неприятеля и продвинулся вперед почти на сто миль. Но этот успех был кратковременный, и 30 октября большевики взяли Петропавловск. Южная армия продолжала отступать, а вскоре распалась и перестала играть какую бы то ни было роль в военных действиях. С этих пор путь в Омск был для большевиков свободен, и 14 ноября Омск был эвакуирован, а 17 ноября правительство Колчака перебралось в Иркутск. Генерал Гайда сделал попытку произвести переворот во Владивостоке, чем на некоторое время оживил иркутское правительство. Существовавшее в Сибири общественное мнение все более и более холодно относилось к Колчаку, а большевистская пропаганда с каждым днем становилась все привлекательней.
Все это время я старался, поскольку это было в моих силах, в согласии с решениями Верховного совета поддерживать и ободрять Колчака. 28 мая я телеграфировал генералу Ноксу, советуя ему употребить все свое влияние на то, чтобы убедить адмирала «энергичнее подчеркнуть свою готовность осуществить созыв учредительного собрания на основе демократического избирательного права и заявить, что учредительное собрание установит государственный строй России».
Ноксу были даны инструкции склонить Колчака к принятию всех условий, предложенных ему Советом четырех. Все эти инструкции и советы сопровождались материальной помощью; британские суда с разного рода снаряжением продолжали прибывать во Владивосток вплоть до октября 1919 г. и за этот год британцами было доставлено сибирским армиям около ста тысяч тонн оружия, снаряжения, военных материалов и одежды. В то же время, согласно обязательствам, которые были даны парламенту, и политике самого кабинета, полковник Уорд и его полк 8 сентября 1919 г. выехали из Владивостока в Англию, а 1 ноября их примеру последовал и Гампширский полк. С этих пор только британская военная миссия и железнодорожная миссия оставались еще в качестве представителей Великобритании в Сибири.
Исчезновение символов британской и союзной помощи и беспрерывное отступление его собственной армии привели Колчака к полной гибели. 24 декабря в Иркутске вспыхнула революция, а 4 января адмирал отдал себя под покровительство чехов.
Каково же было положение чехов? Мы видели уже в октябре 1918 г., что они были доведены до полного отчаяния тем, как хорошо вели дела они, и как плохо вели свою работу русские белогвардейцы. Конец великой войны порвал все те обязательства, которые заставляли их оказывать союзникам столько услуг. С этих пор их единственным и вполне естественным желанием было вернуться к себе домой. Победа союзников дала свободу Богемии. По отношению к габсбургской империи чешские войска больше не были ни бунтарями, ни предателями. Они были теперь победоносными солдатами, пионерами Чехословакии. Домашний очаг, который мог навсегда сделаться для них недоступным, теперь властно звал их к себе, обещая им свободу и почести. И ярок был свет огней победы на снежных равнинах России.
Начиная с 1919 г. чешский армейский корпус становится уже не источником помощи, но грозной опасностью. Чешский национальный совет, который был создан чешскими военными силами, относился крайне критически и, вероятно, не без основания, к Омскому правительству. В полках организовывались комитеты, имевшие много общего с теми, которые вскоре после революции разложили русские армии. Их дисциплина и их боевая способность ослабели. Весной они были отозваны с фронта, и им была поручена охрана железнодорожных путей. В июне было решено, что они будут при первой возможности отправлены на родину, и были предприняты соответствующие шаги. руб., и, во-вторых, из различных драгоценностей и ценных бумаг (уже значительно обесцененных) на 500 млн. руб. Колчаку изменили почти все его войска
При таких обстоятельствах Колчак 4 января телеграфировал в Иркутск, что он отдается в руки чехов. Его личный вагон, украшенный японскими, английскими, французскими, американскими и чехословацкими флагами, был прицеплен к одному из поездов, перевозивших «ударный батальон», а за ним следовал поезд, который вез золото. Несмотря на то, что им пришлось проезжать по территории, занятой враждебными и мятежными элементами, ни сам Колчак, ни золото не подверглись в дороге никаким нападениям вплоть до самого Иркутска, где поезд был отведен на запасный путь.
Первым долгом, возложенным на ген. Жанена, была эвакуация чехов, но он стал также ответственен и за безопасность Колчака. С обеими этими задачами было бы нетрудно справиться, если бы только не золото. Среди общего разложения, происходившего в Сибири, все — красные, социал-демократы, бандиты— жаждали отъезда чехов, готовы были всякими способами этому содействовать, и Колчак мог бы вполне спокойно уехать с чехами вместе. Но увезти золото было не так просто. Русские всех партий были готовы забыть всю свою политическую рознь для того, чтобы общими силами помешать этому угрожающему событию.
Генерал Жанен, приняв на себя (4 января) ответственность за неприкосновенность русского золота, провел целых 10 дней в бесплодных переговорах по этому поводу. А тем временем большевики двигали свои военные силы к Иркутску, и местное социал-демократическое правительство с каждым днем становилось все красней и красней. Отряды Красной армии под влиянием известий о золоте быстро росли в числе, хотя их качество оставалось низким. Все оставшиеся еще в Сибири комиссары союзников, располагавшие какими бы то ни было войсками, посылали Жанену решительные телеграммы, предупреждая, что он не сможет уже рассчитывать ни на какую помощь с их стороны, если он будет мешкать с эвакуацией Иркутска, Нет никаких оснований предполагать, чтобы чехи, если бы они этого захотели, не могли бы найти в себе достаточно сил проложить себе путь и увезти с собою и адмирала и золото. Но дело в том, что вся атмосфера была насыщена паникой и интригами. 14 января Жанен начал переговоры с местным иркутским правительством. Было достигнуто соглашение о том, что чехам будет оказано всяческое содействие в отправке; золото и адмирал Колчак должны были остаться.
Вот что пишет по этому поводу Малиновский, принадлежавший к штабу адмирала, в своем дневнике: «14 января в б час. вечера два чешских офицера заявили, что они только что получили от ген. Жанена приказ выдать Колчака и его штаб местным властям. Адмирал выслушал их с полным спокойствием, ни словом, ни жестом не дав им почувствовать, что он боится смерти. С горящими глазами и горькой усмешкой он сказал: «Так вот смысл гарантии, данной мне Жаненом, — гарантии в беспрепятственном проезде на Дальний Восток. Акт международного вероломства! Я готов ко всему!» Непосредственно вслед за этим он был арестован и заключен вместе со своим премьер-министром Пепеляевым в иркутскую тюрьму.
Такой образ действия Жанена вызвал замешательство среди высоких комиссаров, находившихся в Харбине. Однако и они не могли иметь к нему претензий в виду их недавних обращений к нему о скорейшем отъезде его из Иркутска. Поэтому теперь на все свои замечания они получали только обидные ответы. Ген. Жанен заявил им, что если бы чехи не выдали адмирала, то на них самих было бы произведено нападение и что он совершенно не признавал авторитета высоких комиссаров. Л считаю себя ответственным только перед чешским правительством, которое дало приказание вернуть войска в Чехословакию, и перед Советом союзных держав в Париже, который поручил мне осуществить эвакуацию» — сказал он и притом прибавил: «Повторяю, что с несчастным Его Величеством Николаем II было меньше церемоний [чем с адмиралом]».