Как я воевал с Россией
Шрифт:
Фашизм был тенью или уродливым детищем коммунизма. В то же самое время, когда ефрейтор Пстлер оказывал услугу немецкому офицерству в Мюнхене, возбуждая у солдат и рабочих лютую ненависть к евреям и коммунистам, на которых он возлагал вину за поражение Германии, другой авантюрист — Бенито Муссолини предложил Италии новую форму правления, которая под предлогом спасения итальянского народа от коммунизма обеспечивала самому Муссолини диктаторскую власть. Так были поставлены на ноги эти родственные движения, коим суждено было в скором времени ввергнуть весь мир в еще более ужасную битву, которую никто не назовет окончившейся даже после их сокрушения.
Тем не менее оставалась еще прочная гарантия мира. Германия была разоружена. Вся ее артиллерия и иное оружие были уничтожены. Ее флот был уже потоплен в Скапа-Флоу самими немцами. Ее огромная армия была распущена. По Версальскому договору Германии разрешалось иметь для поддержания порядка в стране профессиональную армию, не превышающую 100 тысяч человек, с длительным сроком службы, что лишало ее возможности накапливать для себя резервы. Теперь не было ежегодных очередных наборов рекрутов, которые проходили бы военное обучение; кадровый личный состав армии был распущен. Прилагались все усилия к тому, чтобы свести численность офицерского корпуса к минимуму. Германии не разрешалось иметь какую-либо военную авиацию. Запрещалось иметь подводные лодки, а германский военно-морской флот был ограничен незначительным количеством судов, тоннаж которых не должен был превышать десяти тысяч тонн.
Советская Россия была отгорожена от Западной Европы кордоном неистово ненавидевших большевизм государств, которые порвали с бывшей империей царей, принявшей теперь новую, еще более ужасную форму. Польша и Чехословакия, гордо подняв голову, провозгласили независимость, и их позиции в Центральной Европе казались прочными. Увенчанная лаврами французская армия была самой могучей военной силой в Европе, с которой никто не мог равняться; на протяжении нескольких лет считалось также, что и французская авиация является первоклассной.
Вплоть до 1934 года могущество победителей никем не оспаривалось в Европе да, собственно говоря, и во всем мире. На протяжении всех этих шестнадцати лет не было такого момента, когда бы три бывших союзника или хотя бы Англия с Францией и их друзья в Европе не были бы в состоянии простым усилием воли держать в границах вооруженную мощь Германии, выступая от имени Лиги Наций и используя ее международный авторитет.
Вместо этого вплоть до 1931 года победители, и в особенности Соединенные Штаты, сосредоточивали свои усилия на том, чтобы вымогать у Германии ежегодные репарационные платежи, для чего ее подчиняли раздражающему иностранному контролю. Поскольку эти платежи могли производиться лишь благодаря гораздо более крупным американским займам, вся эта процедура сводилась к полнейшему абсурду. Единственным ее плодом было чувство вражды немцев.
Гитлер, ставший канцлером и хозяином всей Германии, со дня своего прихода к власти отдал приказ решительно развертывать по всей стране подготовку к войне как в учебных лагерях, так и на предприятиях и ощущал свою силу. Он не потрудился даже принять те донкихотские предложения, которые ему навязывали. С презрительным жестом он приказал германским представительствам покинуть и Конференцию по разоружению, и Лигу Наций.
Читатель, надеюсь, простит, если я позволю себе личное отступление. Летом 1932 года в связи с работой над моей книгой «Жизнь Мальборо» я посетил его старые поля сражений в Нидерландах и Германии. Наша семейная экспедиция совершила приятную поездку по маршруту знаменитого похода Голландия — Дунай, проделанного Мальборо в 1705 году. Мы переправились через Рейн у Кобленца. Пока мы продвигались по этим красивым местам от одного знаменитого древнего города к другому, я, естественно, расспрашивал о гитлеровском движении и убедился, что это — главный предмет размышлений каждого немца. Я, так сказать, ощутил атмосферу гитлеризма. Проведя день на поле битвы в Бленхейме, я отправился в Мюнхен и прожил там несколько дней.
В отеле «Регина» один джентльмен представился кому-то из моих спутников. Фамилия его была Ганфштенгль. Он много говорил о фюрере, с которым, по-видимому, был весьма близок. Так как он показался мне веселым и разговорчивым человеком и к тому же прекрасно говорил поанглийски, я пригласил его к обеду. Он чрезвычайно интересно рассказывал о деятельности Гитлера и о его взглядах. Чувствовалось, что он совсем им очарован. По всей вероятности, ему было поручено войти в контакт со мной, и он явно старался произвести приятное впечатление. После обеда он сел за рояль и так хорошо исполнил множество пьес и песен, что мы получили огромное удовольствие. Он, казалось, знал все мои любимые английские песни. Он прекрасно умел развлечь общество. Как оказалось, в то время он был любимцем фюрера. Он сказал, что мне следовало бы встретиться с Гитлером и что устроить это нет ничего легче. Гитлер ежедневно приходит в этот отель около 5 часов дня и будет очень рад увидеться со мной.
В то время у меня не было какого-либо национального предубеждения против Гитлера. Я мало знал о его доктрине и о его прошлом и совсем ничего не знал о его личных качествах. Я восхищаюсь людьми, которые встают 1 на защиту своей потерпевшей поражение родины, даже если сам нахожусь на другой стороне. Он имел полное право быть германским патриотом, если он желал этого. Я всегда хотел, чтобы Англия, Германия и Франция были друзьями.
Однако в разговоре с Ганфштенглем я между прочим спросил: «Почему ваш вождь так жестоко ненавидит евреев? Я могу понять ожесточение против евреев, которые в чем-нибудь провинились или выступают против своей страны, мне понятно также, когда противодействуют их попыткам захватить господствующее положение в какой бы то ни было области. Но как можно быть против человека только потому, что он от рождения принадлежит к той или другой нации? Разве человек властен над своим рождением?»
По-видимому, он все это пересказал Гитлеру, так как уже на следующий день, около полудня, явился с весьма серьезным видом и сообщил, что мое свидание с Гитлером, о котором он со мной договорился, не состоится, так как в этот день фюрер в отель не придет. Больше мне не пришлось видеться с Путци (это было его ласкательное имя), несмотря на то, что мы прожили в этом отеле еще несколько дней.
Так Гитлер упустил единственный представлявшийся ему случай встретиться со мной. Впоследствии, когда он был уже на вершине своего могущества, мне довелось получить от него несколько приглашений. Однако к тому времени многое изменилось, и я уклонился от них.
Кампания против Чехословакии была публично открыта выступлением Гитлера в рейхстаге 20 февраля 1938 года. «Больше десяти миллионов немцев, — заявил он, — живут в двух сопредельных с нами государствах». Защита этих соотечественников и обеспечение им «свободы — общей, личной, политической и идеологической» — было долгом Германии.
Такое публичное заявление о намерении германского правительства проявить интерес к положению немцев в Австрии и Чехословакии было непосредственно связано с тайными планами политического наступления Германии в Европе. Нацистское правительство Германии открыто преследовало две цели: поглощение рейхом всех германских меньшинств за рубежом и расширение таким путем его жизненного пространства на Востоке. Менее рекламировавшаяся цель германской политики носила военный характер. Этой целью была ликвидация Чехословакии, имевшей потенциальное значение авиационной базы России и военного союзника англо-французов в случае войны. Еще в июне 1937 года германский генеральный штаб по указанию Гитлера активно составлял планы вторжения в чехословацкое государство и его уничтожения. В одном из проектов говорилось: «Целью и задачей такого внезапного наступления германских вооруженных сил должно быть устранение с самого начала и до конца войны угрозы операциям на Западе с тыла из Чехословакии и лишение русской авиации наиболее важных оперативных баз в Чехословакии».
Отношения Советской России с Чехословакией как государством и лично с президентом Бенешем основывались на тесной и прочной дружбе. Это объяснялось известной расовой близостью, а также сравнительно недавними событиями, которые требуют краткого разъяснения. Президент Бенеш рассказал мне эту историю в Марракеше, где он посетил меня в январе 1944 года. В 1935 году Гитлер предложил Бенешу уважение целостности Чехословакии во всех отношениях в обмен на гарантию ее нейтралитета в случае франко-германской войны. Когда Бенеш указал на договорное обязательство действовать в подобных случаях совместно с Францией, германский посол ответил, что денонсировать договор нет необходимости. Будет достаточно нарушить его в надлежащий момент — если этот момент наступит — простым отказом от мобилизации и выступления. Маленькая республика не имела возможности возмущаться подобным предложением. Она и так уже очень боялась Германии, в особенности потому, что последняя могла в любой момент создать чрезвычайные затруднения и серьезную угрозу для Чехословакии, если бы она подняла и муссировала вопрос о судетских немцах. Поэтому чехи оставили предложение без комментариев, ничего не обещав, и больше года вопрос не поднимался.