Как заарканить миллионера
Шрифт:
Что с кровати она сегодня не встанет.
— И тебе доброе утро, — ответил он счастливым, чувственно-хрипловатым голосом, ставя поднос на стол. — Я уж думал, ты проспишь весь день.
Испуганно ахнув, Дорси огляделась в поисках часов.
— Еще нет и половины десятого, — рассмеявшись, успокоил ее Адам. — А что? Тебя ждет ревнивый жених?
Он постарался, чтобы вопрос прозвучал шутливо, но в голосе Дорси почудилась неуверенность, словно Адам в самом деле опасался какого-то неведомого соперника. Неужели ревнует? От этой мысли по сердцу ее разлилось приятное
О боже! Еще немного — и все ее научные разработки полетят к чертям!
— У меня сегодня назначена встреча, — объяснила она, снова прогоняя неприятные мысли и заставляя себя расслабиться. — Но это после трех часов. — И, подхваченная каким-то безумным порывом, добавила:
— До трех я — твоя.
От его ответной улыбки Дорси охватил такой восторг, словно она выиграла главный приз в каком-то немыслимом состязании. Адам налил ей кофе и поставил на прикроватную тумбочку: она поблагодарила, но пить пока не стала, не желая расставаться с чудным полусонным настроением.
Адам тоже не спешил приниматься за кофе.
— Должен тебя предупредить, — заговорил он, — хоть я и не религиозен, но каждое воскресное утро неукоснительно исполняю один обряд.
— Какой же? — невинно поинтересовалась она.
— Валяюсь в постели до полудня и прочитываю от корки до корки «Трибьюн».
— Даже объявления? — улыбнулась она.
— Даже объявления.
— Ух ты! Впечатляет. Надеюсь, ты не против, что я здесь? Я тебя не отвлекаю?
— Еще как отвлекаешь! — улыбнулся он. — Но я не против.
И, отложив газету, одним плавным, тигриным движением вытянулся на постели, с ней рядом. Опершись на локоть, несколько секунд пристально всматривался в ее лицо — словно не знал, что сказать и что сделать дальше. И вдруг… улыбнулся. Медленной, ленивой, чувственной улыбкой, от которой внутри у нее жаркими искрами вспыхнуло пламя.
— Признаться ли мне, — заговорил он низким чувственным голосом, — как здорово было проснуться рядом с тобой?
От удивления Дорси даже рот приоткрыла. Он не стесняется говорить о своих чувствах! «Пожалуйста, не надо, — молчаливо взмолилась она. — Не своди меня с ума — я и так голову потеряла!»
— Рассказать ли, какая ты мягкая и нежная, как чудно пахнешь?
«Пожалуйста!»
— Рассказать, как сладко сжимать тебя в объятиях? Как давно я не испытывал такого желания?
«Не надо!»
— Каким чудом стала для меня эта ночь?
«Адам…»
Кажется, он догадался о ее смущении, ибо, вдруг посерьезнев, спросил совсем иным тоном:
— Или с подобными откровениями лучше подождать?
Сердце Дорси билось, как сумасшедшее, кровь птицей летела по жилам. «Не может быть, — думала она в смятении. — Не может быть, чтобы он серьезно… Это всего лишь увлечение,
Но если так, почему Адам не выглядит победителем? Почему больше похож на побежденного? Многим ли своим любовницам он приносил кофе и розы в постель?»
— Нет-нет, — тяжело сглотнув, с трудом произнесла она. — Все в порядке. Продолжай.
Он снова изогнул губы в самоуверенной, неотразимо сексуальной улыбке.
— Сказать ли, что я хотел бы просыпаться рядом с тобой снова и снова? Что желаю тебя, как никогда еще никого не желал? Или тебя отпугнут такие признания?
Если до сих пор кровь ее птицей летела по жилам — теперь она достигла скорости реактивного самолета. Непонятно, как еще Дорси не рухнула в обморок? Впрочем, голова уже кружится…
— Я не знаю, — растерянно пробормотала она.
Улыбка его потухла.
— Да, — мягко ответил он. — Боюсь, я тебя отпугну. Поэтому лучше помолчу. Пока.
Дорси ощутила странное разочарование, но тут же сказала себе, что жалеть не о чем. И незачем выслушивать пугающие признания. Ей и без того есть чего опасаться.
Несколько секунд Адам молчал, глядя на нее так, словно хотел навеки запечатлеть в памяти ее образ. Затем осторожно пропустил между пальцев прядь ее волос.
— Я рад, что ты осталась со мной, — просто сказал он.
Мгновение поколебавшись, она ответила:
— Я тоже рада.
Костяшками пальцев он нежно провел ее по щеке.
— Надо бы как-нибудь… повторить.
У Дорси перехватило дыхание:
— Ты д-думаешь?
Он кивнул, проведя пальцами по ее нижней губе:
— Угу. И как можно скорее.
Нежные прикосновения его, казалось бы, такие невинные, сводили ее с ума, не давали думать.
— Я… хорошо, — сдалась она без боя. Теперь он ласкал ее шею, нежно поглаживал плечи:
— Например, сегодня ночью?
— Сегодня ночью? — повторила она внезапно севшим голосом. Он снова кивнул.
— Днем мне надо быть в Эванстоне, но к шести часам я освобожусь. Могу за тобой заехать. Мы перекусим где-нибудь, может быть, послушаем джаз, а потом вернемся сюда. Что скажешь?
Что могла сказать Дорси, если при слове «Эванстон» ее обдало волной холодного ужаса? Прикосновения Адама по-прежнему зажигали в ней огонь, но где-то в глубине ее тела угнездилась ледяная игла — колола, давила, не давала дышать.
— Ты… ты едешь в Эванстон? — пролепетала она, с трудом шевеля вмиг онемевшими губами. — Зачем?
Он уронил руку на одеяло; Дорси вздрогнула от облегчения — и разочарования.
— Сегодня в Северо-Западном университете выступает Лорен Грабл-Монро, — объяснил он, поморщившись. — Хочу поймать ее после выступления и взять интервью. Глаза бы мои не видели эту бабу — но, к сожалению, публика хочет знать о ней как можно больше.
— Почему же ты просто не позвонишь ее рекламному агенту? — поинтересовалась Дорси так безразлично, как только могла.
Он ответил с готовностью, словно только этого вопроса и ждал: