Как закалялась сталь - 2057
Шрифт:
Сам же хозяин гремел посудой на кухне. Слышались еще несколько женских голосов – очевидно, Строму помогали. Скорее всего – жены крутых мужиков.
Раздался короткий, тревожный звонок в дверь. Как будто человек, там, за дверью – до последнего сомневался – звонить или нет.
Марат сразу, восьмым чувством понял: это она. Выдохнул с облегчением. Пришла таки. Он все порывался прийти с Аней вместе, проводить и проконтролировать. Но на этот раз Травина уперлась намертво: нет, и всё. А если попробуешь – никуда не пойду.
Пришлось уступить,
Послышались щелчки замка, звуки открывающейся двери. Еще Марат услышал смех Травиной. Немного нервный, но вполне раскованный.
Юноша почувствовал, как внутри него всё подбирается. Он не знал и не представлял, как может выглядеть Аня. Воображение рисовало ему картинку, как войдет голенастое недоразумение, в коричневом бочкообразном платье, с непонятной прической, аляповатыми молодежными браслетами, и мамиными бусами из крупного янтаря на тощей шее…
Аня показалась в проеме двери в зал. Марат понял, что потерял дыхание, что он, черт побери, вообще не может дышать! Перед ним была вовсе не та зачуханная одноклассница, которую он видел на протяжении многих лет. О, нет… В комнату пружинистой походкой вошла юная девушка, уверенная в себе, в маленьком черном платье, по которому водопадом рассыпались волосы в мелких кудряшках. А ноги то какие! В черных изящных высоких ботиночках, и колготках со скромным узором, но выглядело это так, что все черти в тихих и глубоких омутах поперхнулись бы…
Наконец Марат поймал дыхание, и втянул воздух так глубоко, как только мог. Он затрепетал от того запаха, который ворвался в комнату вместе с Травиной. Так могло пахнуть только лето, настоящее, с васильками и колокольчиками в наливающейся пшенице.
Не смотря на то, что Травина была вся в черном, от нее, казалось, исходило сияние. Как это делают женщины – Марат не представлял. Но они словно бы это могут. Непонятное древнее волшебство… Засиять даже в темноте ночи так, что виден, по настоящему заметен - свет…
Над Аней нависала какая-то туча, и только спустя секунду молодой человек понял, что это – Стром. Громадная фигура боксера на две головы превышала хрупкую фигурку. Огромные закорузлые ладони словно лежали на плечах девушки – но при этом совершенно не касались ее. Взгляд Стромова был сосредоточен и хмур, но губы зашевелились, и словно сквозь силу послышались слова:
Знакомьтесь. Вот и виновница нашего торжества. Аня. У нее день рождения, - словно в бочку сказал Вячеслав.
Очень рады. Очень приято, - раздался сбоку спокойный голос, и «Четвертый» вскочил с кресла, пододвинул его во главу стола. – Присаживайтесь, сударыня.
Стром перестал быть тучей, сдулся как минимум вдвое, засуетился. В его руках появились тарелки. Еще две женщины помогли ему расставить посуду по столу. Наконец, все уселись.
Выключите эту порнографию, - проворчал один из «крутых», указывая на телевизор. Тот сразу погас, и установилась тишина. Марат невольно подумал, что сейчас присутствует за одним столом в самой странной компании из всех, в которых ему довелось побывать. А уж как Травина чувствует себя – и предположить трудно. Хотя держится хорошо, уверенно.
Комбатик, открывай шампанское, - промурлыкала в тишине Грошева. – Пьем за Анечку. Сколько тебе? Шестнадцать? Боже, как мило… Все, и до дна!
Шампанское хлопнуло… и понеслось.
Марат с перепугу тоже «хлопнул» водки, два раза по полстакана, хотя потом осознал, что это было ошибкой. Его сразу повело, еще сверху шампанское… Скоро разговоры слились в один звук, пол под ногами стал немного кружиться. Как и потолок над головой.
«Срочно что-то съесть. Желательно мясное. Много», - скомандовали остатки мозгов.
Марат начал обжираться, в прямом смысле этого слова.
Когда первое ощущение надвигающегося опьянения прошло, Нечаев с удовольствием включился в разговор. Все как обычно. Спорт, машины, кто-как-где устроился, нашлись даже общие знакомые, в большинстве своем - учителя…
Не вижу, почему бы благородному дону не посмотреть на ируканские ковры?
– вдруг раздалась знакомая фраза.
Марат с удивлением обвел взглядом присутствующих. Это была его фраза! Этими словами он зачастую провожал очередного брательника напару с девушкой, если те вдруг решали уединиться в одной из комнат стромовской квартиры. Нечаев и не подозревал, что кто-то из сегодняшних гостей читал хоть что-то из Стругацких. Тем более не думал что хоть кто-то из присутствующих знает эту фразу.
«Двадцать четвертый» прямо и с насмешкой смотрел Марату в глаза. Это он сказал, сообразил юноша. Чем больше он вглядывался в лицо «Четвертого», тем больше замечал того, что было недоступно другим. Высокий открытый лоб, сжатые в нитку губы, глаза с хитрым прищуром.
Да, понял Марат, этот «Двадцать четвертый» наверняка читал и Стругацких, и Лема, и Дюма… Вполне возможно - и многое из того, что Марату только предстоит прочитать.
При этом два места рядом с «Четвертым» оказались пусты. Стром вместе с Аней исчезли.
Марат чуть не подавился очередным бутербродом. Вот заразы! Прямо посреди праздника, да еще как-то успели сговориться. Хотя, наблюдая за обоими, Марат мог дать руку на отсечение, что Стром и Аня за вечер не обменялись и десятком фраз. Любовь страшная штука, улыбнулся юноша.
Между тем у «Двадцать четвертого» зазвонил телефон. Некоторое время мужчина разговаривал, и его лицо из благодушного превращалось в озабоченное. Явно, что разговор «Четвертому» не нравился.
Через некоторое время он отключил телефон, потом стал смотреть на каждого за столом, по очереди, тяжелым, испытывающим взглядом. Но было видно, что ни один из возможных кандидатов для непонятного пока дела – не подходит.