Как закалялась жесть
Шрифт:
— Примеры? — быстро спросил Неживой.
— Да сколько угодно! Возьмем то, что на поверхности. Жена не бросает алкоголика, опустившегося неудачника, зачем-то поддерживает его, хлопочет над ним, хотя, никакого «мяса» и прочих бонусов давно уже не получает. Часто сносит побои, — почему, зачем? Любит. Или, скажем, живет женщина с инвалидом, почему-то не бросает его, обеспечивает, мало того, даже не изменяет. Почему? Любит.
— Ты мне настоящий пример дай, а не то, что в книгах или в кино показывают.
— Про пьяниц и инвалидов — это не кино. В жизни таких случаев полным-полно. Я,
— И все-таки, мне кажется, ты придумываешь. Эта ваша любовь — химера. В лучшем случае — болезненное проявление какого-нибудь инстинкта.
— Мы с вами никогда не договоримся, Виктор Антонович.
Неживой радостно оскалился:
— Ничего, в главном мы договорились, — он широким жестом изобразил сферу, означавшую, по-видимому, особняк и все с ним связанное.
И в этот момент Елену вытошнило…
Блеванула она роскошно — на себя, на стол, Вадьке перепало. Все вскочили, даже Саврасов дернулся было из своей коляски.
Виктор Антонович Неживой изменился в лице. И так-то он вызывал загрудинный трепет, в том числе когда бывал, как он выражается, благодушен; теперь же стал страшен.
Он все понял.
Он подошел, взял Елену за руку и молча повел прочь из гостиной. Втолкнул в кабинет, закрыл дверь и спросил:
— Токсикоз?
Она промолчала.
— Ты же предохранялась!
Молчала.
— Как это вышло?
— Не знаю.
— Врешь, дура! Колись, как ты это провернула?!
Некоторое время молчали оба. Елена не собиралась «колоться».
— Сделаешь аборт, — вынес Виктор Антонович свое решение…
Саврасов тем временем отъехал на коляске от стола и порулил к лестнице — к спуску в подвал. Да Винчи тут же встал и пошлепал за ним. Вниз по ступенькам был проложен специальный пандус для коляски — как, к слову сказать, и на крыльце при выходе из дома… Дверей в подвале не было — вообще. Что стальных, что каких-то еще. Двери были демонтированы и вынесены, включая решетку, преграждавшую когда-то путь вниз. Причина проста: Саврасов боялся, что его закроют, никак не мог избавиться от этого параноидального страха, — вот и подстраховался…
Он спустился к себе. Его никак не волновало то, что происходило между незаконнорожденной дочерью монстра и самим монстром.
Балакирев, посерев и позеленев одновременно, сверлил взглядом дверь кабинета. Он тоже все понял…
…Спускаться вниз Елене не хотелось. Вадим ушел, она осталась. Стояла у окна операционной, смотрела на улицу. Было раннее субботнее утро: в школу сегодня не надо. Тяжко, конечно, совмещать учебу и работу, но это, в конце концов — ее выбор.
Очередной «аккорд» позади. Руки тяжелые, голова тяжелая…
Вадим показал себя хорошим ассистентом: он потрясающе быстро обучается, с каждой новой операцией все меньше и меньше раздражает хирурга, то есть ее, Елену. А она теперь в операционной главная. И они вдвоем пока справляются. Это фантастично, невероятно, но — справляются. Мать бы ею гордилась. И Стрептоцид ободрил бы, сказал бы что-нибудь юморное, черненькое, в своем духе… Стрептоцида нет. До сих пор его жалко, отличника. Унесли в подвал, к печке, — еще в тот день, благо далеко нести не пришлось. Занимался трупом Саврасов, искрошил и сжег. Елена с Вадимом не смотрели на это действо, слишком тяжело им было. Проводили товарища заочно (Елена тогда впервые в жизни напилась). А для остального мира Стрептоцид пропал без вести.
Вот так уходят друзья.
Вообще, кремацию остатков взял на себя Саврасов, заменив собою Крамского, и, надо сказать, очень хорошо врос в это дело. Он, гад, во все хорошо врастает, за что бы не взялся: и с посредниками общается, и с клиентами, — становится вдруг весь из себя такой представительный, хоть и сидит в коляске… тьфу! И бухгалтерию ведет, приход-расход, счета оплачивает. На что, кстати, уходят деньги? Как и при матери, Елена денег не видит. За нее платит Саврасов. Безотказно, никаких подколов или, там, мыслей вслух, но все равно — «спасибо» за это он не дождется.
На второй этаж ненавидит подниматься, и то счастье. Целыми днями сидит в своем подвале; это когда не общается с клиентами и когда не гуляет с Винчем. Там же, на Нулевом, и ночует.
Такая теперь в мире справедливость: деньги — у Неживого с Саврасовым, а самую грязную работу делают Елена с Вадимом…
— Ширяй! — позвала она. — Иди приберись!
Из каморки, которую когда-то занимала тетя Тома, выполз Ширяй, сильно хромая. Саврасов испортил ему ногу качественно. Если разорванный ахилл у Ильи медленно, но зажил, то здесь случай безнадежный… Елена встретила его в коридоре.
— Там все в дерьме, — показала она на операционную. — Сделаешь?
Тот испуганно закивал. Боится стать ненужным — помнит, как решали вопрос, что с ним делать… Правильно боится. Работа уборщика теперь — единственное его спасение, потому что с увечными руками и с ногой ни на что больше он не годен. Удивительно, как он навострился-таки со шваброй да с ведром управляться. Другим двум приятелям Вадима повезло меньше… Опять Елене вспомнился ТОТ ДЕНЬ. Когда все рухнуло. Когда незнакомые мужики бродили по этажам, а потом пришел новый порядок и вымел всех, когда особняк внезапно восстал из руин и настало время узнать, кто здесь лишний… Ширяя удалось отстоять с еще б О льшим трудом, чем Вадьку. Отстояли. Зато остальным подельникам Балакирева, которые были в тройке Ширяя, применения не нашлось. А поскольку свидетели Виктора Антоновича нервировали, они и стали первыми пленниками больнички. Первыми, кого забили на вновь открывшейся ферме.
У менеджера Ильи, на его счастье, таких проблем не возникло: он остался почти в прежней должности, — вахтером при входе. Виктор Антонович справедливо решил, что бывшего десантника надежнее купить, чем, как он выражается, «стереть». У Неживого, как поняла Елена, и без Ильи хватило проблем с генералом Пустовитом. Русланчик-то исчез. Впрочем, Руслан Алыпов был шпиёном, и это облегчило задачу. Его списали на Крамского, который вырвался на волю. Намекнули, что Руслан и выпустил чудовище — не нарочно, просто хотел проникнуть в подвал и посмотреть, что там да как, проявил инициативу на свою голову. И те, кто приставил Алыпова к Эвглене, вынуждены были скушать эту версию, иначе пришлось бы им открыться…