Как затеяли мужики за море плыть
Шрифт:
– Робятишки, - сказал Игнат, - а чаво, с недельку, мню, и венгерцами можно побыть, горб-то не вырастет. Они, чай, тоже християне.
– Н-да, - отвечал ему артельщик Прошка, - кто уж они такие, не знамо мне, а вот жрать они горазды. Поживем...
Гундосый Федька, насупленный, угрюмый, которого, казалось, всю их долгую трапезу точила мысль какая-то, молвил глухо:
– Братва, так что ж, выходит, не обманул нас предводитель? Что сулил, то и сбывается?
– Выходит, - бросил Суета, отгрызая кусок мяса с огромного мосла.
– Ну а зачем тогда его сегодня Мишка Перевалов Вельзевулом обозвал? Нехорошо сие, обидно, наверно, было бате...
Все с неодобрением на востроносого капрала посмотрели, который и без того сконфужен был, а теперь и вовсе чуть не плакал.
– Братцы!
– дрожащими губами взмолился Перевалов.
– Не судите строго, сдуру брякнул, повинюсь я перед ним!
– А все от великой лжемудрости своей, от еретичества!
– через кашель вытолкнул Сафронов Петр.
– Блудослов ты!
Никто Михайлу ободрять и утешать не стал - каждый сожалел о том, что батю зазря позволили обидеть.
2. В ГОСТЯХ У ГУБЕРНАТОРА
Подходя к дому Фернандо Гомеша, Беньёвский вдруг отчего-то вспомнил, что ровно год назад, 12 сентября, он прибыл в Большерецк и примерно в то же время стоял возле ворот дома начальника камчатского, собираясь откушать у него. В голове блестящим фейерверком мелькнули приключения, случившиеся за год, Беньёвский самодовольно улыбнулся, поправил галстук и попытался отыскать глазами главный вход в дом губернатора, но со стороны фасада его не оказалось. Присмотревшись, Беньёвский увидал, что окон на первом этаже не было совсем, а окна второго заменяли амбразуры. Немало озадаченный, пошел он вдоль фасада, за угол свернул. Высокая стена окружала обширный двор, и только здесь, у незаметной двери, увидел двух часовых при ружьях и при шпагах. Подошел, представился. О его приходе знали, долго с хитрыми замками возились и наконец впустили адмирала во двор.
– Ах, Мориц!
– тут же услыхал Беньёвский знакомый голос.
Стоя на террасе, примыкавшей к дому, рядом со столом, заставленными яствами, Фернандо простирал к нему свои украшенные браслетами руки.
– Ну, ну, ступай смелей! Я жду тебя уж четверть часа - для губернатора Макао это чересчур.
Беньёвский пошел по небольшому садику, окруженному стенами, сплошь увитыми плющом, с померанцевыми, лимонными, апельсиновыми деревцами, посаженными в большие кадки, в центре которого устроен был бассейн с прозрачнейшей водой. По узким дорожкам садика ходило несколько павлинов, кричащих иногда жутковато-пронзительно, дико. Беньёвский подошел к Фернандо, и они снова обнялись.
– Ну, устроил ты своих венгерцев?
– улыбнулся губернатор.
– Да, тот дом им по душе пришелся. К тому же велели благодарить за те дары, что ты прислал. Особенно понравились фрукты и вино.
– Пустяки!
– махнул рукой Фернандо.
– Хочешь искупаться в моем бассейне? Потом рабыни натрут тебя чудеснейшим бальзамом, и ты почувствуешь себя парнасским богом.
– Нет, после. Лучше накорми меня, я голоден.
– Что ж, тогда устраивайся на этом ложе, и, позволь, я буду сам прислуживать тебе сегодня. Хорошо?
Беньёвский присел на край софы у низенького, но широкого стола, уставленного блюдами китайского фарфора, а Фернандо стал предлагать:
– Вот вина, мой милый Мориц. Здесь три сорта ароматнейших портвейнов, чуть подогретых. Обрати внимание на цвет - все на чудесной краске из ямайского дерева.
– Он притронулся к графинчикам из хрусталя.
– Вот москатель, чуть терпкий, но с оригинальным привкусом бузины, что делает его неповторимым. Вот фаро и кетубал, отменнейшие, присланные мне самим великим инквизитором, толк знающим в вине, вот алемтехо. Пей, дорогой, и представляй виноградники Эстремадуры, в которых ты ещё не был, несчастный!
Потом Фернандо предложил Беньёвскому и закуски: мясо жирного щенка излюбленное лакомство провинции Фу-цзянь, фрикасе из удава - так едят в провинции Гуань-дун, соус из размолотых и сваренных с креветками ласточкиных гнезд и многое другое. Адмирал благодарил приятеля и старательно запомнил миски, где лежало мясо как щенка, так и удава.
Когда обмениваясь пустячными шутками и восклицаниями, они уже порядком выпили и закусили, когда уже успели вспомнить кое-что из университетской жизни в Болонье, о дуэлях из-за пустяков, о посещении домов веселых, о пирушках, Фернандо вдруг нахмурился и укоризненно сказал:
– Ах, Мориц, сегодня утром ты меня обидел сильно!
– Да чем же?
– Тем, что поганым местом Макао назвал. Но ведь я же здесь владычествую!
Обида губернатора показалась гостю искренней, но Беньёвский решил немного подразнить его:
– Non ego paucis offendar maculis [1], но поверь, трудно не заметить скверную уборку улиц и несвоевременную очистку сточных канав, которые смердят, как Авгиевы конюшни. Так что я был недалек от истины, мой друг Фернандо.
[1] - Я не стану придираться к нескольким пятнышкам (лат.).
Губернатор, полулежавший на мягком диване в короткой тунике из золотой парчи, похожий в своем наряде на римского наместника времен Тиберия, вдруг поднялся резко и горячо сказал:
– Да, конечно! Ты вот заметил грязь, но почему ты не подумал, что мы принесли китайцам свободу воли, мораль, искусства наши? Например, до нас здесь было лишь несколько лачужек грязных, а теперь, ты видел? Раньше преступников здесь казнили разрезаньем на куски - португальцы с отвращеньем от этой казни отказались. Да что говорить! Сам великий Камоенс губернаторствовал когда-то в Макао. Я покажу тебе грот, где он закончил "Лузиаду".
– А как теперь казнят в Макао?
– спросил Беньёвский, отпивая глоток розового алемтехо.
Губернатор потянулся к винограду.
– Ну, как... мы просто вешаем...
– Способ верный, - плеснул адмирал в свой бокал лиссабонского.
– Лет пять назад я гостил у одного немецкого ландграфа, который с гордостью провел меня по городской площади, чтобы продемонстрировать, сколь свято чтит он свои законы. Там висели пятеро казненных по его распоряжению студентов, к ногам которых было привязано по фазану. Оказывается, молодые люди неосторожно поохотились в его владениях. Способ верный, Фернандо.