Как же быть?
Шрифт:
В конце концов он получил три года тюрьмы, его исключили из профсоюза, разорили и без того небогатый дом. Но самым страшным стало для него презрение бывших товарищей. Многие годы потом потратил он, чтобы восстановить справедливость. Стал замкнутым, нелюдимым.
И только два года назад, во время скандального судебного процесса, на котором было разоблачено взяточничество целого ряда профсоюзных лидеров, выплыла и эта история. Из материалов процесса стала ясна полная невиновность Капа.
Но было уже поздно, прошло слишком много лет.
Хотя Кап занимал в «Правдивых вестях» скромный пост, он пользовался непререкаемым авторитетом человека, не знающего компромиссов с совестью…
Таков был рассказ о Капе, услышанный Лори.
Некоторое время они все молчали, потягивая пиво. Потом Роберт решительно отодвинул свой бокал:
— А теперь я расскажу тебе другую историю, про твоего драгоценного Леви…
— Да перестань ты называть его моим! — вскинулся Лори.
— Ну ладно — мой Леви. Не в этом дело, я сейчас тебе расскажу. Я подробно читал досье, У нас, да вообще во всех газетах и на радиостанциях, есть досье на любого известного человека в стране, в городе. Есть у нас оно и на Леви. Как-то вечером надо было это досье подготовить куда-то к отправке, так поверишь, я как роман читал. Пиратский роман.
Твой… прости, мой Леви родился не здесь, в Ливане. Приехал сюда с малюсеньким капитальцем. И начал спекулировать на бирже, играть на бегах. Несколько раз прогорал. Снова поднимался.
И наконец организовал благотворительный фонд для детей, больных полиомиелитом. Но хитрость его заключалась в том, что он не к богачам приходил за деньгами, а к беднякам. Понимаешь, богачи — они народ дошлый. Стали бы выяснять, куда идут деньги, сколько, как распределяются, какая им самим от этого выгода. А бедняки, хотя для них иной раз грош больше, чем для миллионера миллион, дают от сердца. А для детей больных кто не даст?
Вот он по крохам собирал, отчёт у него никто не требовал. Конечно, у него были связи с больницами, кое-каких детей он туда устраивал, иные вылечивались; они писали письма, слали фото. Он сделал несколько альбомов, демонстрировал их, когда деньги собирал. А сам львиную долю этих денег пускал в оборот. Открыл курильни опиума, потом тайные бары, тайные публичные дома.
Когда же сколотил первый миллион, от всех этих компрометирующих предприятий отделился и начал входить в солидные. Но методы остались старые. Там взятка, тут шантаж, а иной раз и похуже.
Вот теперь у него денег куры не клюют. Свои фермы, отели, виллы, самолёт, свои депутаты, судьи, мэры, полицейские, телестудия…
Но методы… методы старые. Возьми хоть эти конкурсы. Хорошо, не хочешь говорить — не надо. Но разве честно обманывать народ ради рекламы всяких товаров? Конечно, разоблачить всю эту липу не так-то легко. Вот в нашем городе все, вроде тебя, молчат, а кто захочет говорить, исчезают, сам знаешь. Да и материалов не найти…
— Ну, если поискать, всё можно найти, — неожиданно заявил Лори и хитро подмигнул. Глаза его от выпитого пива помутнели. Можно было подумать, что он пьян.
— Где же их найдёшь? — небрежно спросил Роберт, — Так вот, я говорил…
— А я говорю, — с настойчивостью пьяного снова перебил Лори, — что можно найти. У нас же, там, на «Западе-III», где я работал. Да и ребята там кое-что знают…
— Что знают? — вдруг спросил Марк.
Лори словно пришёл в себя.
— Знают? Что знают? Ничего. И я ничего. И вообще бросьте вы копаться во всей этой чепухе. Бросьте. Всё это ерунда.
Он встал, покачнулся, медленно пошёл к выходу. Роберт и Марк проводили его внимательным взглядом.
А Лори меж тем мчался домой на мотороллере. Он любил быстро ездить, когда голова слегка туманилась от пива. Вообще-то он был осторожным водителем, но, когда немного пьян, так хорошо мчаться ветру навстречу. Мелькают дома, прохожие» Мелькают мысли.
Лори был доволен собой. (Последнее время он всё чаще был доволен собой.) Разговор он провёл хорошо. Тонко намекнул про материалы, про старых друзей. Джеймс Бонд — Рой оказался на высоте. Надо только, чтоб получилось естественно, когда его попросят передать эти материалы. Надо показать, что он согласен со всеми их дурацкими теориями о честности и справедливости. Лори усмехнулся про себя. Пока что он каждую неделю получал у секретарши деньги, писал ей расписку, шёл в банк и клал получку на свой текущий счёт. Текущий счёт! Наличие его наполняло Лори такой невыразимой гордостью, что он готов был лопнуть. У него имелась чековая книжка (которую он из осторожности не носил). Когда он приходил в банк с очередным взносом, кассир говорил ему «господин Рой» и почтительно приветствовал, словно у Лори лежали в подвалах банка целые золотые слитки. Нет, что ни говори, а текущий счёт — это всё в жизни. Ну… может, не всё, но самое главное уж наверняка.
Лори до того понравилось накапливать деньги, что он даже из своей скудной зарплаты в «Правдивых вестях» порой урывал кое-что положить в банк. Дешёвая столовая радиостанции очень помогала ему в этом.
Однажды, после долгих колебаний, Лори вечером отправился в один из окраинных игорных домов и, пренебрежительно миновав автоматы, подошёл к зелёному столу-корыту, где играли в кости. Сначала он выиграл, потом проиграл, снова выиграл…
И всё же кончился этот эксперимент печально: недельной получки как не бывало. Выиграй Лори, он, быть может, стал бы прилежным посетителем игорных клубов. Но неудача расхолодила его, и он больше не предпринимал попыток обмануть фортуну.
Нет, играя, богатым не станешь. Видимо, надо побыстрей выполнить задание господина Леви, вернуться на телевидение, на более высоко оплачиваемую должность, а там видно будет.
Да, Леви молодец, он в средствах не стеснялся, зато теперь купается в золоте…
Но тут Лори вспомнил суровое лицо Капа, его спокойные, уверенные манеры. Он и не подозревал, что этому человеку пришлось столько испытать.
Лори хотелось назвать его шляпой, дураком. Отказаться от ста тысяч и в конце концов самому же оказаться в дураках! Но он не мог этого сделать. Как ни рассуждал, как ни старался, он почему-то не мог не испытывать уважения к этому человеку.
Чёрт его знает, может, есть на свете что-то важнее денег, удобств, самолётов и машин? Может, Кап счастливей Леви? Только счастье это он носит в себе, и измеряется оно не машиной и особняком, а спокойной совестью, сознанием выполненного долга. Чёрт его знает…
Ветер свистел, забираясь под шлем. Мимо пролетали двухэтажные домики с газонами, витрины игорных домов, за которыми сверкали неподвижные ряды автоматов…
Дня через два его вызвал к себе главный редактор Латерн.
— Скажи, Рой, — спросил он, — как тебе работается у нас?