Как женились Чекмаревы
Шрифт:
И хотя Чекмарев долго смотрел в его глаза, он не потупился.
– Живыми можете взять?
– Если с Рябининым - возьму. Мы уж думали с ним.
Брать буду я один, но поблизости нужны два-три ловких.
Только не психованные, как Павел Гоникин.
– Ладно. Я буду прикрывать вас. С жепой не хотели бы поговорить? Разумеется, не о пашем деле. Просто успокоить ее.
– Надо бы... Нет, не буду. Сделаем дело, тогда на часик дозвольте... а потом буду отвечать перед судом.
– О суде сейчас забудьте.
Чекмарев вышел на кухню, закурил. Потом вышел в сени, заглянул в чулан.
Во дворе на скамейке сидели лесник Харитон и Рябинин, выдергивая из ушей волкодава клещуков, раздувшихся от крови до размеров фасолинок.
Афанасий спросил Рябинина, знает ли он о немцах в лесу.
– Знаю. Сиротин рассказывал.
– Идите к нему уточнить план.
Рябинин, блеснув повеселевшим глазом, ушел в дом.
Лесник сказал Афанасию, что они в грибном овраге.
– Не видал, но пес тянул меня туда.
– Гавкал?
– Митрич-то?
– усмехнулся Харнтон оскорбительной наивности Чекмарева.
– Он, конечно, не ты же.
– Я-то, может, и тявкнул бы с перенугу, а Митрич валит молча.
Под навесом у штабелей дров сидели на чурбаках Катя и Гоникин, о чем-то возбужденно переговариваясь. Катя встала, Гоникин перекинул ногу на ногу, продолжая протирать платочком пистолет.
– Павел Павлович, и ты, Михеева, идите к работницам, успокойте их, сказал Афанасий.
– Скажите Федоре, чтобы не помирала раньте смерти... все, мол, хорошо будет.
– Ладно, ладно, Афанасий Игнатьевич, приказ твой будет исполнен. Только ты, может быть, раскроешь свои козыри?
– сказал Гоникин.
– Всему свое время. Действуйте.
– Я пешка?
– Да нет же! Не шуми, мотоциклом не испугай тишину.
Михеева, стесняясь слушать уже не впервой вспыхивающий спор между Гоникиным и Чекмаревым, отступила к калитке. Когда Гоникин прошел мимо нее, усмехаясь в усы, она подступила к Афанасию.
– Вы что-то задумали... Я не расспрашиваю... Но я...
Куда вы, туда и я.
– Отважна, - сказал Чекмарев с неумелой ядовитостью.
– Впрочем, женщины в любых обстоятельствах - нитка: куда иголка, туда и нитка... Делай, что велено, товарищ Михеева.
"Ну, такого я не прощу Чекмареву..." - убеждала себя Катя.
Спустя время со двора лесника вышли Чекмарев и сам Харитон.
Катя глядела на шагающего рядом с лесником Чекмарева: спина широкая, мужиковатая, такими же мужиковатыми были поросшая светлым мелким волосом красная шея и широкий затылок. И шел он, как ходят грузчики - не легкой, поигрывающей походкой, а будто впряженный в телегу, чуть клонясь вперед.
Что-то особенное, весело-воинственное было дли нее в том, как постепенно исчезал в ее глазах Чекмарев: в колыхавшейся зелено-бурой траве утонул по пояс, по самый патронташ, постоял секунды, потом утонули плечи, потом трава сомкнулась над головой в черной кепке, и только ствол висевшего за спиной ружья, погружаясь в седой разлив полыни, черно покачивался.
Гоникин завел свой мотоцикл, выхлопная труба сдула пыль до жесткого суглинка, мотоцикл трещал и стрелял.
– Садись, Катя, поедем!
– звал Гопикип, лицо его исказилось от напряжения.
– Да куда же вы, Павел Павлович? Надо погодить!
– За теми еду я, кому положено заниматься шпионами... и их укрывателями.
– Гоникин надвинул фуражку на брови, ловко кренясь на повороте, врезался по проселку в ДОС.
"И зачем он этой дорогой?
– беспокойно подумала Катя.
– Наверно, Чекмарев так велел... О, батюшки, он же не велел ему греметь мотоциклом".
Из лесного оврага в перебивку мотоциклетному треску грохнули два выстрела. Потом еще разной силы выстрелы - очевидно, ружейные. Над лесом закружил коршун.
Катя металась то к дому лесника, то к лесу, то к одной кучке женщин, то к другой, не зная, что ей делать.
– Чего потеряла, девка?
– снросила работница, насыпая в тачку сланец.
– А чего мне терять?
– Али уже потеряна?
– Да стреляют что-то в лесу.
– Хаоитон каждый день нукает из ружья. Или новобранцы набивают руку.
– Да ведь наши в лес пошли, - сказала Катя, досадуя на несообразительность женщины.
– Вот слышите, опять палят.
– Чего же не побежала за ними, коли стрелять любишь... али глазами только?
Работницы лишь на минуту поднимали головы, когда слышалась стрельба, потом снова насыпали сланец в тачки, везли к топке. Дежуривший у котлов старичок выглянул на солнце, раскурил трубку и опять скрылся в здании электростанции.
Катя вбежала следом за ним. Но он, как мышь, пропал где-то среди котлов и труб. Она отдышалась и вышла на волю.
По широкому двору меж бараков, огибая кутя сланца, шли два пленных парашютиста под конвоем женщин, вооруженных кирками и лопатами-шахтерками. Руки пленных были связаны за спиной. Истопница Поля дулом мелкокалиберной винтовки толкала пленных в лопатки. Один из них хромал на левую подвывихпутую ногу, без ботинка, в одном носке.
– Гляди-ка, сколько карманов на куртках и брюках!
И все на "молниях", - говорили женщины.
– Много денег надо для такого искарма пен него одеяния.
– Эх, дураки молодые, о чем думали, прыгали когда?
Сидели бы дома.
– Поговори с ними, как раз поймут тебя. Мол, пролетариат всех стран, соединяйся против Гитлера.
– Они все понимают, - загадочно сказала Поля, в упор глядя в глаза Кати.
– Все понимают на свой манер.
– А снаружи-то мужики и мужики, только форма чужая.