Как живые: Двуногие змеи, акулы-зомби и другие исчезнувшие животные
Шрифт:
В реальной жизни не бывает, чтобы какой-нибудь орган выполнял только одну функцию. Заметные «рога» диплокаула могли быть привлекательными и для особей противоположного пола – тоже «рогатых» (безрогих-то не найдено). Далее в ход вступали правила полового отбора, запускавшие череду преобразований, которые в конце концов приводили к появлению среди диплокаулов (а это был далеко не один-единственный вид) большерога. В пользу такого хода событий свидетельствует по крайней мере очень разная форма черепов юных и взрослых диплокаулов. На это обратил внимание все тот же Олсон, тщательно замеривший все уцелевшие кости 47 особей. Если у мелких особей длина черепа даже несколько превышала ширину (1,4 против 1,3 см), то при дальнейшем развитии он в основном расширялся из-за ускоренного разрастания таблитчатых костей, вытягивающихся в «рога» (15 против 33 см) (рис. 18.3). Очертания головы резко и быстро менялись, когда она удлинялась до 6 см. Правда, тогда получается, что все найденные зрелые диплокаулы – исключительно самцы. (Случается, конечно, что самки в течение нескольких поколений без партнеров обходятся, но чтобы
Рис. 18.3. Скелет юного диплокаула, вид снизу; ширина 3 см; раннепермская эпоха (290–275 млн лет); шт. Техас, США (Музей естественной истории Уайтсайда, Симор)
Что касается «рогов» как защитных приспособлений, то они не решают проблему полностью – есть ведь можно и с хвоста или сбоку. Скажем, диметродоны (Dimetrodon), бывшие обычными обитателями раннепермских речных пойм, а также пресноводные ксенакантные акулы, взрослые эриопсы (Eryops) серьезно угрожали жизни диплокаулов любого возраста. Даже диадектиды (Diadectes), хотя и были одними из первых наземных животных, освоивших растительную диету, вполне могли потреблять любую доступную пищу. Что касается диметродонов, то эти существа, под 300 кг весом, с массивным черепом и очень крупными слегка уплощенными и загнутыми назад режущими зубами в мощных челюстях (и дополнительным озублением нёба), были крупнейшими хищниками раннепермской эпохи. Кстати, особенно значительным размером (с коронкой высотой 10 см и более) выделялись предкоренные и первые коренные зубы. У диметродонов уже заложилась дифференциация зубов по размеру и функции, поскольку они принадлежали к терапсидам (Therapsida), т. е. являлись древними предками млекопитающих. Перекусить череп даже самого крупного диплокаула им ничего не стоило.
При высыхании водоема юные диплокаулы спасались в норах, куда набивались, слегка высунув рыльце, по нескольку штук – бок о бок с другими юнцами, такими как эриопс. В это время полакомиться свежей и легкодоступной добычей на илистые косы, расправив свои спинные паруса, выходили диметродоны. Мощными когтями они извлекали молодь из мелких норок и надкусывали головы, чтобы жертва не особо трепыхалась. (Да и вообще, еще неокрепшие умы – весьма питательная добавка к рациону.) Правда, добыча все же сопротивлялась, выворачиваясь из пасти: не случайно среди поврежденных скелетиков лежат и выпавшие зубы диметродонов. Так описал одно из техасских местонахождений диплокаулов Роберт Бэккер из Хьюстонского музея естественных наук – палеонтологический еретик (по его собственному выражению), прославившийся своими фантазиями и великолепными рисунками на тему доисторической жизни. Было ли так на самом деле? Сомнительно. Вряд ли вечно голодный, как и любой другой хищник, и, судя по строению мозга, неглупый диметродон бросил бы недоеденных диплокаулов. Скорее после окаменения осадка с норками этот пласт был вновь частично размыт вместе с приподнятыми фрагментами черепов.
Часть III
Другие ящеры
Глава 19
Затерянный во времени. Уралэрпетон
В Нижегородском художественном музее выставлен импрессионистский пейзаж Бориса Михайловича Кустодиева «Волга. Радуга» (1925). На картине буксирчик тянет пару барок вдоль живописных ярко-рыжих полосатых утесов, над которыми на фоне иссиня-грозового неба едва белеет церковка и выгнулась полосатая и яркая, как эти утесы, радуга. На картину попали знаменитые пермско-триасовые отложения Европейской России. В народе их прозвали орденскими лентами, в ученых трудах – радужными рухляками.
Обнажаются такие континентальные глинисто-песчаные отложения с тонкими прослоями карбонатов и в оврагах под мощным Нижегородским кремлем (в ансамбле которого нашлось место и музею с полотнами Кустодиева), и выше по правому берегу Оки. Сюда в свое время (и из предыдущей главы) устремились сэр Родерик Мурчисон и граф Александр Андреевич Кейзерлинг: все-таки попасть в третий по значимости город империи, прославившийся промышленными ярмарками, было проще, чем куда-либо еще. Ученые нашли в рухляках лишь рыбью кость, но в 1845 г. нижегородский разрез вошел в пермскую систему Мурчисона как самые верхние ее слои. Удивительно, но так оно и оказалось, хотя лишь через 40 лет начинающий палеонтолог и почвовед Владимир Прохорович Амалицкий, присланный в Нижегородскую губернию Императорским Санкт-Петербургским университетом, обнаружил в рухляках обильные окаменелости этого возраста…
Теперь овраги заплыли и заросли: ярко-рыжие глины и пески напоминают о себе, только когда затевается какое-нибудь строительство и древние толщи вскрывают бульдозеры и экскаваторы. Дождавшись, пока шумные машины замрут на обед или выходные, на отвалы устремляются палеонтологи – и любители, и профессионалы. Если повезет, здесь можно найти маленькие, похожие на костяные монетки позвонки тупилякозавров; кусочки зубастых челюстей проколофонов; колючки гибодонтных акул; резные зубные пластинки двоякодышащих рыб гнаториз; элементы скелета темноспондильного двинозавра (Dvinosaurus) и дицинодонтов (Dicynodontia) – двуклыковых, клювастых зверообразных; сеймуриаморфы карпинскиозавра (Karpinskiosaurus) и ярилина (Jarilinus) с уралэрпетоном (Uralerpeton). С некоторыми из этих персонажей мы уже встречались в предыдущей части, и они представляют в основном пресноводную фауну раннетриасовой эпохи.
В слоях подревнее, обычно в сероцветных старичных линзах, встречаются остатки позднепермских растений и животных. Это оттиски побегов хвощей паракаламитес (Paracalamites) и хвойных квадрокладус (Quadrocladus), семеносные диски пельтаспермовых (Peltaspermum), отпечатки листьев гингкофитов; слепки овальных раковин двустворок; красивые ромбические чешуи и необычные, напоминающие пальчатые лопатки зубы эвринотоидиформных костных ганоидов (Eurynotoidiformes); кости парейазавров и клыки иностранцевий (о тех и других – дальше). Иногда попадаются буквально резные прямоугольные костные пластинки с отходящим точно вдоль осевой линии отростком. В отростке есть прорезь – будто его придумали на фирме канцтоваров для скрепления листов бумаги.
Это спинные щитки хрониозухий (Chroniosuchia). Название, подчеркивающее длительную историю (от греч. ??????? – «долго существующий») данной группы крокодилоподобных животных – «зухий», в 1957 г. придумал Борис Павлович Вьюшков, молодой палеонтолог из ПИН АН СССР. Самого Бориса Павловича уже давно нет на свете: он так и остался молодым, на 32-м году жизни навсегда сгинув в одном из отделений милиции.
И все же Вьюшков, прошедший школу Ефремова, успел сделать для палеонтологии очень много. Он читал захватывающие популярные лекции по истории биосферы. Организовал масштабные раскопки пермских и триасовых позвоночных на Архангелогородчине, в Кузбассе, Южном Казахстане, Оренбуржье, Печорском бассейне и Поволжье (порой даже в морозные зимы, чтобы по весне ничего не пропало вместе с половодьем). В результате музеи пополнились весьма полными скелетами всевозможных «лабиринтодонтов», зверообразных тероцефалов (Therocephalia), дицинодонтов, казеид (Caseidae), котлассиоморф (Cotlassimorpha), проколофонов (Procolophonia), псевдозухий (Pseudosuchia) и древнейшего в мире архозавроморфа (Archosauromorpha). Все они амниоты (кто это, разъяснится в конце главы) и близкие к ним формы: котлассиоморфы – рептилиоморфы (Reptiliomorpha), ставшие почти амниотами; проколофоны вместе с парейазаврами представляли парарептилий (о них речь впереди); от потомков казеид и тероцефалов в итоге произошли млекопитающие; архозавроморфы дали начало всем птерозаврам, динозаврам (включая птиц) и крокодилам, в том числе предшественникам последних – примитивным псевдозухиям.
До Вьюшкова из тероцефалов – обширной и важной для понимания происхождения млекопитающих группы – был описан всего один род, а казеиды были известны только из Северной Америки. Коллекции эти продолжают изучать и до сих пор открывают в них новые формы. Наверное, в полевых условиях Вьюшкову, «не имевшему постоянного места жительства, более 6 лет снимавшему углы» и «ночевавшему в Палеонтологическом музее, у знакомых и на вокзалах», жилось комфортнее, чем «в общежитии Академии наук в комнате на 10 человек» [31] . Без курьезов на раскопках не обходилось. Так, в оренбургской степи местные колхозники ежедневно наведывались с проверкой: что тут делают люди из Москвы? К разъяснениям Вьюшкова доверия они не испытывали. Тогда молодой ученый подобрал глыбу песчаника и несколько дней, пряча ее под мешковиной, что-то на камне выдалбливал. Закончив работу, он дождался очередных гостей и расчехлил глыбу… На ней в человеческий рост вытянулся гигантский каменный фаллос. «А теперь представьте, какими были сами ящеры!» – с торжеством объявил Борис Павлович работникам полей…
31
Цит. по: Шишкин М. А. Вьюшков Борис Павлович // Московские герпетологи / Ред. О. Л. Россолимо, Е. А. Дунаев. – М.: Изд-во КМК, 2003. С. 61–79.
Среди находок Вьюшкова оказались и хрониозухии – последние представители антракозавров, одной из древнейших ветвей рептилиоморф. Антракозавры (Anthracosauria) появились в раннекаменноугольную эпоху (330 млн лет назад), и их остатки нередко извлекают из залежей каменного угля прежней Лавруссии. Отсюда и название «угольные ящеры» (от греч. ?????? – «уголь» и ????? – «ящерица»). Первые из них не дорастали и до полуметра, а концу периода они уже достигали в длину 3 м и вошли в число самых крупных полуводных хищников. На их черепах с торчавшими назад рогами из разросшихся таблитчатых костей все еще проступали желобки органов боковой линии, в челюстях сидели лабиринтовые зубы, лапы еле выдавались из-под туловища, зато выделялся сжатый с боков хвост. В целом они очень походили на темноспондильных земноводных. Однако какие-либо признаки жаберного скелета исчезли, череп стал более высоким и сохранил непарную верхнюю затылочную кость, как у настоящих рептилий. А в шкуре сидели бугорчатые или ячеистые костяные щитки, что затрудняло кожное дыхание. От внешне несколько сходных с ними темноспондильных амфибий их также отличали пятипалые конечности (все, а не только задние), дисковидные позвонки с сильно окостеневшими плевро- и интерцентрами и невральными дугами, удлиненные ребра и мощный тазовый пояс. Такие животные могли подолгу путешествовать и по суше, что в условиях угольного леса с обширными завалами отнюдь не было лишним.