Как жизнь, Семен?
Шрифт:
— Ох, и девушку тебе отдаем! — говорила Ляля Николаю. — По гроб верной будет, такой у нее характер. Оценишь ли ты!.. — и со злом добавила: — Пальца ты ее не стоишь. Вот! Красивая Верка, умная…
Лейтенант слушал ее, конфузливо опустив ясные глаза. Потом, когда Ляля села, стал ей что-то выговаривать. Он, видимо, считал нужным ее перевоспитывать. Но Ляля мало слушала его. Все смеялись и шумели. Только Николай сидел, насупясь. Особенно ему не понравилась Лялина речь. Желваки ходили у него, когда она говорила.
Вера несколько раз мигала мне, порываясь
Теперь уже все перепутали свои места, и как-то получилось, что я оказался рядом с дядей Ваней. Он подмигнул мне и заговорщически сообщил:
— Ненавижу, когда в гостях ведут себя с оглядкой. Погоди-ка, я расшевелю их.
Он имел в виду тех гостей, что сидели за столом чинно, жеманничали.
Дядя Ваня приподнялся, поправил поясок на рубахе и молодецки выкрикнул:
— Эй, расступись, народ! Филосопов в круг идет! Русска-а-г-о!
И дядя Ваня начал выделывать ногами такие вензеля, что все покатились со смеху.
За ним вытащили Веру. Она, как и полагается невесте, плавно пошла по кругу, помахивая платочком. Фигура у нее тоненькая, стройная, но лицо даже сейчас оставалось чуть грустным.
Николай плясать отказался, сколько его ни просили. Ну, что ж, не хочет — не заставишь. Этим бы и кончилось, если бы не вылезла вперед бабушка Анна.
— Дурная примета, когда невеста одна пляшет, — громко проговорила она.
Николай покраснел. Все почувствовали неловкость. Одна бабушка Анна ничего не замечала.
— Иди, голубь, иди! — подталкивала она Николая.
Тот зло сверкнул на нее глазами и отчеканил:
— Я в приметы не верю.
Вмешалась Вера. С вымученной улыбкой она примирительно сказала:
— Ну что вы, право! Давайте лучше споем песню.
Но песни не получилось. Тогда гости снова стали кричать «горько!», и постепенно все уладилось.
Дядя Ваня сидел за столом и много пил. Странно меняется человек! Только недавно я видел его задумчивым, умным, потом веселым, а вот теперь смотрит на гостей исподлобья, словно сердится. Он встал и нетвердо пошел к двери. Шутки ради его подхватили под руки и повели, а он брыкался и повторял:
— Отпустите меня, я извиняюсь.
Его отпустили, и он ушел, никому не сказав «до свидания».
От шума и песен голова у меня разболелась, и, накинув пиджак, я вышел в подъезд.
На ступеньках сидел дядя Ваня, курил. Я опустился рядом.
— Двое вели хозяйство. Смекай! — неожиданно сказал он, наклоняясь ко мне.
Я с удивлением посмотрел на него. Но глаза у дяди Вани были осмысленные, и на лице затаилась хитрая улыбка, которая так нравилась мне.
— Год за годом вели хозяйство, — продолжал он. — Один — Простодушный — делал как лучше. Поле обработает — земля, что стеклышко чистое; дом строит — картинка. Другой тяпал и ляпал. Оба не унывали. Простодушного все хвалили за умение, премии давали. А сосед совсем неприметен. Тогда,
Зато теперь все видят, что сосед умнее, раз такой мастер, как Простодушный, слушает его. И все захотели, чтобы сосед им тоже подсказывал. Думали, лучше будет. Смекай. Лучше ли?.. И сказке конец. Понял?
Я отрицательно покачал головой, хотя и догадывался смутно, что сказка эта имеет к дяде Ване какое-то отношение.
— Не понял, значит. Не мудрено. Я и сам плохо понимаю… Бабушка Анна тогда говорила: «Неученым все помыкают». А она права в чем-то. Придет юнец с аттестатом на производство. Тыр-пыр — и уже передовик. Мы-то в учениках по году-полтора ходили, а он сразу — кадр. Учись, Семка, хоть вечерами, коли так не удается. У жизни тоже больше учись. Думать будешь — жизнь не обманет. Из тебя человек выйдет.
Вверху послышался стук. Это у нас кто-то вышел в коридор и начал отчаянно откаблучивать. Народ в поселке такой: развеселятся — не остановишь.
— За сестру не переживай. Не по нужде идет, — продолжал он, глубоко затягиваясь дымом папиросы. — Остерегать ее — хуже будет, наперекор пойдет. В таких делах всегда наперекор идут. Сама поймет. Думаешь, жизнь изломана будет? Не верю. Сестра у тебя крепкая, рабочей закалки. Страдание тоже настоящим человека делает.
Я зажмурился до боли в глазах. Дядя Ваня очень просто выразил то, о чем я не раз пытался думать. Но почему он не хотел отговорить ее, пока не было свадьбы? Чего уж тут ожидать худшего!..
— Спать, что ли, пойдем? Поздно уже, — зевая, предложил дядя Ваня. — Мне с семи завтра.
Стояла тихая звездная ночь. Погасли огни в домах, только отдельные окна мигали светлячками. Там еще не спали… Может, в какой-то из этих квартир сидит рабочий парнишка за учебниками. «Учись, Семка, тебе грамота нужна!»
Когда я вернулся домой, свадьба подходила к концу. Все утомились, сидели по двое и разговаривали — так просто, чтобы не молчать.
Ляля Уткина опьянела, а может быть, притворялась. Лейтенант отпаивал ее чаем, ухаживал за ней. Ляля капризничала, словно маленький ребенок. Это огорчало лейтенанта, он не знал, что делать. Уж лучше бы не обращал на нее внимания, тогда бы она сразу успокоилась.
Увидев, что я появился, Вера отошла от Николая и поманила меня пальцем.
— Неужели не мог догадаться, — с горечью сказал она. — Видишь, у Николая нет здесь близких знакомых. Хоть бы ты сказал о нем хорошее. Прямо неудобно: все поднимаются, хвалят меня, а о нем никто. Знаешь, как он обиделся!
Вот, оказывается, что ее беспокоило, вот зачем она мигала мне, когда сидела за столом.
Откуда я знал, что и Николая надо хвалить?
Глава тринадцатая
Я становлюсь человеком