Как Зюганов не стал президентом
Шрифт:
Перед ним ясная — и теперь уже вполне достижимая — цель: стать президентом. И он будет последовательно, шаг за шагом к ней приближаться, будет делать только то, что сокращает расстояние до нее.
Роль наследника трона — а именно в этой роли оказался сейчас Лебедь, — конечно, необычайно тяжела. Необычайно. И, разумеется, смертельно опасна. Вспомним хотя бы судьбу Линь Бяо, наследника председателя Мао. Кстати, тоже генерала. Дай Бог Лебедю выдержать испытание этой ролью.
Вообще-то не очень понятно, какую силу имеет договор между Ельциным и Лебедем. И не уволит ли президент генерала через короткий срок после 3 июля. В конце концов, что ему мешает это сделать? Это ведь просто джентльменское
Как бы то ни было, договор состоялся. Провалились предсказания политологов, что Ельцин ни в коем случае не поступится даже частью своих полномочий, касающихся силовых министерств, будет насмерть их защищать, как защищал от посягательств и хасбулатовского Верховного Совета, и Думы. Он поступился довольно легко, передал Лебедю долю этих полномочий (хотя остается тот же вопрос: надолго ли?). Это вновь показывает способность Ельцина проявлять большую гибкость, его готовность к широкому маневру.
Еще одна замечательная деталь — увольнение Грачева. Ни увещевания демократов, ни разоблачения прессы так и не подвигли Ельцина на то, чтобы прогнать одиознейшего министра. Он сделал это только тогда, когда осознал ПОЛИТИЧЕСКУЮ необходимость такого шага. Это еще раз показало, что Ельцин прежде всего политик, политик до мозга костей.
Вот так виделись перспективы Лебедя из июня 1996 года. В действительности они оказались более скромными. Довольно скоро стало ясно, что Ельцин нуждался в нем в основном лишь как в помощнике во втором туре президентских выборов и отчасти в деле замирения в Чечне. В целом же на посту секретаря СБ генерал с его наполеоновскими планами явно был для него неудобен.
Неужели Лебедь в самом деле не видел всю шаткость, всю ненадежность соглашения, которое он заключил с Ельциным, не понимал, что после выборов тот в любую минуту может отказаться от его услуг? Думаю, его не очень это беспокоило. Главным устремлением генерала в ту пору было — самому стать президентом. По-видимому, он пребывал в уверенности — как нам известно, небезосновательной, — что Ельцин долго не протянет. Об этом его устремлении, надо полагать, хорошо знало его ближайшее окружение, но иногда оно прорывалось и за его пределы. Так, 23 июня на вопрос журнала «Шпигель», видит ли он себя в 2000 году президентом России, Лебедь неосмотрительно ответил: «Возможно, еще раньше». По словам генерала, он рассматривает свою нынешнюю должность секретаря СБ всего лишь как «промежуточный этап», который позволяет ему выполнить свои предвыборные обещания: навести порядок в стране, обеспечить безопасность граждан.
После ему пришлось выкручиваться, уверять, что немецкие журналисты исказили его слова: «Это была шутка. Немцы не поняли русского юмора». Однако мало кого убедили эти увертки.
Эта-то неукротимая, не признающая никаких преград тяга к высшей власти и стала главной причиной того, что он недолго продержался на своем посту. 17 октября — всего только через четыре месяца после назначения — Ельцин отправил его в отставку. Отправил при весьма драматических обстоятельствах (о них чуть позже).
По логике вещей, по взаимному согласию всех сторон, генерала Лебедя, думаю, необычайно эффективно можно было бы использовать для той миссии, для которой он самим Богом был, возможно, предназначен, — для борьбы с преступностью и самой мерзкой ее частью — коррупцией. Ни до, ни после не было у нас в соответствующих государственных сферах деятелей, кто хотя бы отдаленно мог бы тут — в этом своем потенциале — с ним сравниться. Но — не сложилось. В своем воображении Лебедь, по-видимому, готовил себя к несравненно более важному предназначению, видел себя на гораздо более высоком государственном посту. Это-то и привело к тому, что союз Ельцина с Лебедем, обещавший вроде бы столь многое, причем не только в пределах президентских выборов, распался весьма быстро и весьма драматически.
Все же еще в одном важном деле — не уместившемся в пределах одной только президентской избирательной кампании, вышедшем за ее пределы, хотя и связанном с ней, — Лебедь сыграл ключевую роль. Я имею в виду его роль в чеченском примирении. Об этом речь несколько позже.
Коробка из-под ксерокса
Итак, первый тур позади. Впереди — второй. Все вроде бы движется по накатанным рельсам. Опасаться каких-то обострений политической ситуации как будто нет особых причин. Тем не менее такое обострение происходит.
18 июня на заседании ельцинского Совета избирательной кампании Коржаков обрушился на ведущих деятелей конкурирующей группировки — Чубайса и Филатова, посоветовав им, а также Сатарову и Лившицу (коих на заседании не было) «пореже появляться на телеэкране», поскольку их «не воспринимает народ».
(Такие формулировки — «пореже появляться…», «не воспринимает народ» — приводились в прессе. Сам Коржаков в своих воспоминаниях цитирует свою речь в несколько ином, хотя и близком, виде:
«— Уважаемые господа Чубайс и Филатов! Очень вас прошу и передайте, пожалуйста, своим друзьям Сатарову и Лившицу, чтобы в решающие две недели до выборов вы все вместе преодолели соблазн и не показывали свои физиономии на телеэкране. К сожалению, ваши лица отталкивают потенциальных избирателей президента».
Впрочем, в разных изданиях мемуаров Коржаков приводит разные варианты этой своей речи.)
Вообще-то это было совсем не дело Коржакова — диктовать, кому и как часто выступать по телевидению, по радио, в газетах. Такого рода установки при необходимости мог бы дать, скажем, сам президент, «де-юре» возглавлявший собственный избирательный штаб. Выпад начальника СБП однозначно воспринимался как открытое объявление войны его политическим противникам внутри ельцинского окружения.
Последовавшие вскоре события показали, что это «иду на вы» не было просто угрожающей риторикой. И обострение обстановки не ограничилось узкими пределами Совета избирательной кампании Ельцина.
Еще об одном очаге обострения страна узнала от генерала Лебедя.
Как мы помним, 18 июня Ельцин назначил его секретарем Совета безопасности и своим помощником по национальной безопасности. Генерал сразу же кинулся в бой, стремясь доказать, что не собирается даром есть свой хлеб на новой должности. По-видимому, именно «с подачи» Лебедя Ельцин немедленно отправил в отставку министра обороны Павла Грачева. По слухам, таково было одно из условий, на которых Лебедь соглашался занять новый пост: у него с министром были давние счеты. Правда, сам он говорил об этом более осторожно: «Этот вопрос (об отставке Грачева. — О.М.) был согласован в беседе с президентом. Этот вопрос давно стоял в повестке дня. Данный шаг вытекает из сложившейся ситуации».
Во второй половине дня 18-го новый секретарь СБ провел свою первую пресс-конференцию. Здесь журналистов ожидала настоящая сенсация. Один из корреспондентов в довольно льстивом тоне («в представлении миллионов людей вы — человек конкретного дела») задал генералу вопрос, какие же именно конкретные дела он собирается сделать в ближайшее время — видимо, не предполагая, сколь неожиданным будет ответ. «Я сегодня уже одно конкретное дело решил, — сказал Лебедь. — Круги, близкие к министру обороны, попытались организовать «ГКЧП номер три», волну подняли».