Как Зюганов не стал президентом
Шрифт:
Что касается самого Ельцина, все разговоры о его недееспособности, связанной с болезнью, следует напрочь отбросить.
— Для нас абсолютно очевидно, — сказал Чубайс в заключение, — что это мощное, волевое решение президента еще раз доказывает уникальный политический потенциал этого человека, еще раз доказывает его потрясающую способность глубоко и стратегически оценивать ежедневные события и принимать по ним абсолютно необходимые решения в абсолютно необходимый момент. Или — обобщая все то, что сказано, — с моей точки зрения, то, что произошло сегодня, означает неизбежную победу Ельцина во втором туре президентских выборов 3 июля этого года.
Далее
— Мы хорошо знаем, — сказал Чубайс, — как российским диссидентам, да и не только им, подбрасывались валюта, деньги. А недавно были свидетелями подобной ситуации с подбрасыванием наркотиков. К сожалению, это демонстрация тех методов, которые стали почти обыденными вновь для господ Барсукова и Коржакова. И я убежден в том, что эта провокация, эта фальсификация в ближайшее время будет на официальной основе правоохранительными органами полностью развеяна.
Это утверждение (сделанное, впрочем, не со стопроцентной уверенностью) — о том, что коробку с деньгами Евстафьеву и Лисовскому подбросили при задержании, — было одной из редких для Чубайса ошибок. Чем ее объяснить? Объяснение, думаю, может быть единственное: излишняя доверчивость, с какой он отнесся к информации, предоставленной ему кем-то из его коллег.
Впрочем, сам же Анатолий Борисович и сказал, на чью именно информацию он опирается — на рассказ своего помощника Евстафьева:
— Аркадий Евстафьев уже сделал заявление о том, что никаких денег он лично не вносил в Белый дом и не выносил из Белого дома. Это было заявлено им однозначно, заявлено официально, я могу здесь это только повторить.
Быть может, Чубайс не заметил, что Евстафьев делает упор на то, что «он лично» не выносил денег? Но ведь он выходил из Белого дома не один — с ним был еще и Сергей Лисовский. Как бы то ни было, уверен, что в тот момент Чубайс действительно не знал, как в действительности обстояло дело с коробкой с деньгами. Если бы знал и просто хотел бы вывернуться, надо полагать, придумал бы что-нибудь другое, более серьезное…
Чубайс рассказал о некоторых деталях допроса, которому подверглись задержанные. По его словам, допрос велся «омерзительными, грязными методами», вели его «так называемые специалисты того подразделения Службы безопасности президента, которыми командует некто господин Стрелецкий, — тот самый Стрелецкий, который был назначен руководителем Фонда спорта после ареста господина Федорова».
(В скобках напомню, что в то время вокруг этого фонда, получившего право на беспошлинный ввоз некоторых товаров из-за границы и превратившегося вследствие этого в гнездо воровства и коррупции, не утихали скандалы.)
Еще интересная деталь:
— Грязный допрос, который велся по отношению к Евстафьеву и Лисовскому, ровно в тот момент, когда впервые по телевидению, около двух часов ночи, чуть пораньше, прошла информация о том, что сделано, — ровно с этого момента неожиданно изменился на очень ласковый и вежливый тон по отношению к ним, допрашивавшие их специалисты господина Коржакова вдруг стали нежными и ласковыми, стали говорить о том, что проблем особенно нету, у нас и претензий к вам особых нету, мы расстанемся с вами в самое ближайшее время, самое главное — не надо телевизионных лишних скандалов, да и вы ведите себя тихо, и на этом мы, собственно, и закончим все то, что произошло…
Каковы все-таки были стратегические цели Коржакова и K°? Ну, задержали они Евстафьева и Лисовского, а что дальше?
— Мы убеждены в том, — сказал Чубайс, — что арест Евстафьева и Лисовского — это лишь первый шаг. Целью этого ареста было заставить замолчать руководителя аналитической группы (то есть самого Чубайса. — О.М.), руководителя штаба президента (по-видимому, тут имелся в виду Виктор Илюшин, занимавший пост заместителя Ельцина в Совете избирательной кампании. — О.М.), подмять их под себя, выбить почву из-под ног. Следом за этим должны были последовать, как я полагаю, силовые решения в отношении ключевых деятелей штаба Ельцина.
Так что же это было? Путч? Анатолий Чубайс:
— Если судить по тем действиям, которые реально были осуществлены, здесь о путче говорить нет оснований, но если судить об этих действиях как о начале последовательного сценария, раскручивавшегося лидерами влиятельнейших силовых структур, в моем представлении речь шла именно об этом…
Однако теперь, после принятого президентом «кадрового» решения, угроза миновала:
— Могу сказать ясно и определенно: никакого путча в России не будет. В России будут выборы — выборы 3 июля… Выборы 3 июля, на которых, по моему глубокому убеждению, победит не просто президент Ельцин, — победит новый Ельцин, с новой командой, с обновленной командой, способной привести Россию к 2000 году.
В общем, как сказал Чубайс, «реальная российская демократия защитила страну от абсолютно реальной опасности военного переворота».
Некоторое время назад (со времени описываемых событий прошло уже без малого десять лет) я спросил Чубайса, откуда ему было известно, что вслед за задержанием Евстафьева и Лисовского «должны были последовать аресты других ключевых фигур из ельцинского предвыборного штаба, занимающих гораздо более высокие посты».
— В то время у меня была соответствующая информация, — отвечал Чубайс. — А сегодня это все широко распубликовано. Например, в книге самого Коржакова помещено его письмо Ельцину. Там прямо говорится, что он готов представить президенту «план незамедлительных действий» для возбуждения против Чубайса «и его приспешников» целого ряда уголовных дел. Это он пишет уже после отставки. А до отставки были бы уже не просто слова, а дела. Возможностей, чтобы реализовать эти его планы — и силовых, и юридических, — у него было более чем достаточно.
В этой только что упомянутой книге своих мемуаров — в основном ее тексте — Коржаков изображает дело так, будто он принял свою отставку спокойно, с достоинством, с юмором (мол, помимо прочего, и военная пенсия у него уже есть). В противоречие с этим входит то самое письмо, которое он написал Ельцину через два дня после отставки и которое также — видимо, по оплошности, — приводит в своей книге. Письмо довольно истеричное, исполненное надежды, как говорит сам автор, что «еще многое можно исправить», то есть, надо полагать, вернуть его, уволенного, на прежний или какой-нибудь другой, эквивалентный, пост.