Как Зюганов не стал президентом
Шрифт:
«Приватизация состоялась. Мы ее сделали/
Теперь нам часто говорят: «Плохо сделали. Не то. И не так». К нам и к нашей приватизации предъявляют длинный список претензий. И самая болезненная для нас: приватизация привела к жесточайшему расслоению, к обнищанию большей части населения; приватизация оказалась несправедливой.
Это очень неоднозначная, зыбкая тема: «справедливость — несправедливость», «расслоение — равенство». Не будем утверждать, что по итогам приватизации собственность досталась всем поровну. Не будем говорить также о том, что стартовые шансы были у всех равны. Конечно, заранее было понятно, что возможность получить хороший кусок собственности у работников промышленных
Но такая несправедливость была обусловлена (и мы уже не раз говорили об этом в книге) объективным раскладом сил накануне приватизации: слабое государство — сильные группы влияния. В той ситуации мы делали все от нас зависящее, чтобы максимально возможно выровнять стартовые шансы. Жесткие правила игры, конкурсное начало, контроль, контроль и еще раз контроль — эти позиции мы отстаивали вопреки многочисленным желающим закрепить за собой иные приоритеты.
Но усилия КУЧКИ ПРИВАТИЗАТОРОВ (выделено мной. — О.М.) не могли компенсировать слабость и, извиняюсь, недалекость всей государственной власти. В то время как наша команда (тоже часть государственной власти) отстаивала принцип равного доступа к собственности всех социальных групп населения, другая часть государственной власти (Верховный Совет, высокопоставленные и не очень чиновники из аппарата правительства) упорно протаскивали всевозможные льготы для избранных, а то и вообще откровенно боролись с приватизацией.
Сложившуюся в итоге ситуацию можно охарактеризовать так: МЫ ПОЛУЧИЛИ ПРИВАТИЗАЦИЮ, СПРАВЕДЛИВУЮ РОВНО НАСТОЛЬКО, НАСКОЛЬКО СОСТОЯТЕЛЬНОЙ И ВМЕНЯЕМОЙ БЫЛА САМА ГОСУДАРСТВЕННАЯ СИСТЕМА (выделено мной. — О.М.).
Беремся утверждать, что в той ситуации у России не было альтернативы: приватизация справедливая — несправедливая. Альтернатива была: приватизация справедливая по возможности — отсутствие приватизации вообще. Последнее автоматически означало полный крах экономического механизма, возврат к «красной диктатуре».
Конечно, приватизация привела к расслоению населения. Но если бы ее не было, растаскивание страны происходило бы в неуправляемом режиме и расслоение было бы еще более сильным.
Вообще реальная проблема, требующая внимания и активных действий, заключается не в том, что кто-то богаче, а кто-то беднее. Страшно другое: когда в результате чудовищного расслоения часть населения нищает и оказывается за гранью достойного человеческого существования. И в этом смысле мы категорически не согласны с тезисом о том, что приватизация породила нищету.
Проблема беднейших в России — это вовсе не приватизационная проблема. Многолетняя накачка экономики пустыми деньгами и связанная с этим инфляция; отсутствие сбалансированной бюджетной политики; оголтелое лоббирование интересов самых различных групп влияния и возникающие в результате бесконечные льготы для избранных и приближенных; наконец, слабость государственных программ по защите беднейших — вот далеко не полный перечень причин, вызвавших в конечном счете обнищание значительной части российского населения.
О том, почему проблемы эти не решались годами, в нескольких словах не объяснишь…
Демократическая общественность бросает нам: вы построили номенклатурный капитализм. Извините, каково общество, таков и капитализм. Приватизация не выращивалась в инкубаторе, в специально создаваемой идеальной среде. Она возникла и проходила в реальном обществе со всеми его плюсами и минусами, ужасами и прелестями.
Российское общество уже в 1992 году было крайне неоднородно — стратифицированно, выражаясь ученым языком. Страты — социальные и политические группы — в радикальной степени отличались друг от друга. И в ходе приватизации они не изменили своих свойств и характеристик. Наивно было бы полагать, что с помощью приватизации мы уничтожим, например, класс бывших работников райкомов и обкомов. Так что эта проблема существует. Но мы не считали бы ее роковой.
Главное вовсе не в том, участвует или не участвует номенклатура в приватизации. Вопрос в другом: создана ли в экономике ситуация, когда:
а) собственник защищен,
б) эффективный собственник выживает и растет,
в) неэффективный собственник разоряется.
При соблюдении этих трех условий любой собственник — будь он номенклатурный или не номенклатурный, — если он обнаруживает неспособность защитить и нарастить свою собственность, оказывается на улице. И наоборот, удача приходит к тому, кто в нормальных условиях способен работать эффективно. В этом же контексте мы склонны рассматривать и обвинение приватизации в том, что она не создала эффективного собственника. Да, пока не создала, согласны. Но, разрабатывая концепцию приватизации, мы и не мечтали о том, что этот собственник возникнет немедленно.
Для формирования эффективного собственника нужны годы. Приватизация же только запустила этот процесс. Но уже сейчас видно, что он не стоит на месте…
В России начал формироваться стратегический инвестор. Это уже не бабочки-однодневки, готовые сорвать куш и бросить растерзанное предприятие на произвол судьбы. Стратегический инвестор заинтересован в эффективном производстве, в завтрашнем дне предприятия.
Но опять говорят нам: не тот инвестор, не такой! Не любят в России «новых русских». Что ответить? Чудес на свете не бывает. Стратегический инвестор, кристально чистый и честный, не спустится к нам из некоей заоблачной выси. И наши «новые русские» — они либо из старого советского директората, со всеми его минусами и плюсами. Либо из бывших кооператоров и всяких прочих коммерсантов от перестройки. Либо из представителей бывших региональных политических элит. У всех у них свои «родимые пятна», но именно из них и рекрутируется реальный стратегический собственник».
Первое, что бросается в глаза на коммунистических митингах и собраниях, — один и тот же пейзаж: лысины, седины… Согбенные фигуры… Старики. Почти сплошь старики. Ну, еще — пожилые.
Хотя, наверное, организаторы прилагают немало сил, чтобы и молодежь притянуть. Время от времени мелькнет в толпе не старый еще человек. Однако таких немного.
И статистика подтверждает визуальный расклад. По данным ВЦИОМа (на конец декабря прошлого года), в электорате КПРФ 49 процентов — люди в возрасте 55 лет и старше (для сравнения: у НДР — 31 процент, у ЛДПР — 26, у «Яблока» — 25). Еще 32 процента — избиратели от 40 до 54.
Пенсионеров в коммунистическом электорате, точнее говоря, в электорате КПРФ, — 46 процентов (у НДР — 32, ЛДПР — 23, «Яблока» — 20).
Людей же самого деятельного, самого активного возраста — от 18 до 39 — у коммунистов совсем немного — 19 процентов (у «Яблока» — 48, у ЛДПР — 40, у НДР — 38).
Одним словом, и активисты, и избиратели КПРФ — это в основном уходящее поколение.
Считается, что в Союзе было около трех миллионов всяческих функционеров. Вместе с родственниками, вполне отождествлявшими себя с тогдашним «новым классом» (по Джиласу), — миллионов десять. Какая-то часть этого сословия уже отправилась в мир иной. Однако миллиона четыре-пять бывшей номенклатуры и ее присных, по-видимому, имеется в наличии. О былом житье-бытье они, конечно, вспоминают со вздохом сожаления, хотя многие и сегодня живут неплохо.