Какая еще любовь?
Шрифт:
— Это что, какой-то ритуал? — спросила Молли у подошедшего Доминика. Он потирал ушибленный нос.
— Наверное, Эл так считает.
— Ты — отличный дядя, — сказала Молли, глядя на него сверху вниз и улыбаясь.
— Кто бы сомневался, — согласился он, расплывшись в глупой (как он сам подозревал) улыбке.
О том, что ему надо решить кучу проблем, Доминик вспомнил, только когда они вернулись к конюшням. Хотя Молли и занимала его мысли постоянно, но, если расслабиться и перестать напряженно думать, их непонятные отношения переставали
В суровую действительность его вернула Билли Уайт. Она поджидала их во дворе у конюшен, скрестив руки на груди и угрожающе притопывая ногой. Точь-в-точь жена, готовая оторвать голову вернувшемуся под утро мужу.
— Вы могли бы пригласить и Бетани покататься с вами, — сказала она, как только Доминик подъехал поближе.
— Бетани умеет ездить верхом? — спросил Доминик, спустившись с лошади и подойдя к Лиззи, чтобы помочь девочке слезть на землю.
— Нет. Но она очень способная девочка. Вы могли бы ее научить…
Доминик понял, чего на самом деле нужно Билли: она отчаянно пыталась держать Бетани на виду, чтобы он не забыл о ней, чтобы ее крошка не упустила ни малейшего шанса.
— Билли, по-моему, это не очень хорошая затея. Учитель из меня плохой.
— Я могла бы дать ей пару уроков.
Доминик удивленно обернулся к Молли. Она, казалось, не заметила его взгляда.
— Нет, в самом деле, — сказала Молли, вытаскивая Лиззи (мрачную, как туча) из седла. — Мне было бы очень приятно научить Бетани кататься верхом.
Билли презрительно взглянула на Доминика.
— Мне такое и в страшном сне не приснится, — тихо произнесла она сквозь зубы. — Как ваша золовка может спать спокойно, когда ее дети оставлены на милость подобной содержанки?
— Что она сказала? — спросила Молли у Доминика, когда Билли Уайт развернулась и быстро пошла обратно к дому для гостей.
— Она вежливо отказалась, — ответил Доминик. — На самом деле ей все равно, умеет Бетани кататься или нет. Она просто хочет, чтобы я не забыл про нее.
— А вот я бы… — начала Молли, снимая шлем и встряхивая головой так, что густая копна волос вспыхнула на солнце ярким рыжим пламенем, — …ничуть не пожалела, если бы про девчонку забыли. Кстати, спасибо за Дэйзи.
— Может, мы еще раз прокатимся, вдвоем? — предложил Доминик, когда Джонси отвел двоих пони в конюшни. Лиззи и Большой Эл ушли следом: они должны сами ухаживать за своими лошадьми.
— Сейчас?
— Лошади не устали.
Она улыбнулась.
— Я бы с удовольствием еще раз проехалась верхом.
— Да. Я тоже об этом все время думаю.
Она недоуменно посмотрела на него, потом покачала головой.
— Стыдно, мистер Доминик.
— Еще как, мисс Эпплгейт. Я ужасный человек.
Ужасный, это точно. Ох, как бьется сердце и как сильно он ее хочет. Она словно наркотик, без которого он не может обходиться ни дня. Хотя бы раз в день. Если получить жидкий концентрат индивидуальности Молли, на
— Что ты сказала?
Она уже садилась в седло.
— Я говорю, если мы еще раз прокатимся до ручья Лиззи, потом придется самим чистить лошадей.
— Так мы едем? Вот черт. — Доминик поставил ногу в стремя.
Вот черт. Будем наслаждаться тем, что нам подарит сегодняшний день, а насчет завтра подумаем, когда оно наступит…
Глава 15
По заключению первого и последнего психиатра, нанятого родителями, анализ собственных чувств и мыслей давался Молли не без труда. Врач так и написал в своем отчете… после чего внезапно уволился по «личным причинам». Молли прочитала его заключение, взломав ящик отцовского письменного стола.
Ей было тогда тринадцать, но что такое «анализ», она уже знала. Молли всегда хорошо училась. За исключением того года, когда решила стать двоечницей, чтобы выяснить, станут ли родители уделять ей больше внимания. Не стали. Тогда Молли бросила изображать из себя тупицу — это было чересчур тяжело — и снова стала собой. Умной проказницей.
Так что она просто прекратила углубляться в самоанализ. И все. Какой смысл думать о том, что ты сделала и почему? Что сделано, то сделано; сколько об этом ни думай, ничего не изменится.
Копаться в собственных чувствах и мыслях — глупая затея. К тому же это мучительно. Молли предпочитала сосредоточиться на настоящем, на том, что происходит сейчас.
И это всегда получалось, до тех пор, пока…
— Молли!
Она повернулась в седле и посмотрела на Доминика. Они ехали гуськом: тропинка была очень узкой.
— Что? Я не туда еду?
— Не знаю, — пожал плечами Доминик. — Ладно, ты едешь правильно. Ручей за тем поворотом. Я позвал тебя просто так. Ты была очень… задумчивая.
— Может, спеть? — улыбнулась она. — Или заняться декламацией? Как ты отнесешься к монологу Марка Антония из «Юлия Цезаря»? Я его хорошо помню: «Друзья, сограждане, внемлите мне, не восхвалять я Цезаря пришел, а хоронить» [18] .
— Ради бога, перестань. Откуда ты его знаешь?
— В школе читала. Мне, конечно, сказали, что это не для девочки, но поставили «отлично». Правда, самой выбирать монологи уже не разрешали. Хотя все равно дольше месяца я в этой школе не продержалась. — Она потянула поводья, и Дэйзи остановилась. Они выехали на небольшую поляну. — Мне кажется, главное в том, что я рискнула прочитать монолог, который учитель определил как «мужской». К тому же я притащила в класс меч. Сильно, да?
18
Шекспир, «Юлий Цезарь», акт III, сцена 2. Пер. М. Зенкевича.