Каким будет мир через 30 лет. Мнения экспертов
Шрифт:
Продолжу свою аналогию с пoлками в хранилище. Естественно, у людей будет возникать вопрос: а с какой именно полки и что именно брать для решения той или иной частной задачи. Необходим будет некий лоцман в этом необъятном море информации.
И такой лоцман будет. Это коммерческие механизмы. Производители знания стараются как можно активнее продать свои наработки, навязать их обществу. Так что с полки возьмут именно тот фрагмент знаний, чей производитель (или правообладатель) окажется энергичнее других, сумеет лучше прочих разрекламировать свой товар. Естественно, это несет и свои риски. Скажем, сравнительно
Всегда, когда мы говорим об обществе будущего, сразу вспоминаются разные фантастические сюжеты из литературы, из кино — о том, до чего дойдут компьютерные и биологические технологии. Надо понимать, что такие «страшилки» и «обещалки» появляются неслучайно — это нормальный процесс фандрайзинга, то есть продвижения своих исследований. К примеру, в 2000 году был описан геном человека. Сколько тогда было восторженных обещаний — вот теперь-то найдем лекарство от рака, вылечим все болезни, обеспечим чуть ли не вечную молодость. И что же? Прошло пятнадцать лет — и результаты оказались весьма скромными. Зачем же был нужен тот ажиотаж? А вот затем, чтобы получить финансирование. Каждый исследователь, чтобы получить из общественного пирога свой кусок, должен себя продать. Самый же эффективный способ продажи — через ажиотаж, через шумиху, а то и через явный скандал создать общественную потребность.
Причем я не утверждаю, что это однозначно плохо. Бывает, что только таким путем удается внедрить какие-то весьма полезные инновации. Но нельзя не замечать и всего негатива, который порождается такими способами продвижения.
***
Мы уже сейчас видим, что машины (в самом общем смысле слова, то есть любые технические устройства) становятся все сложнее и все менее понятными большинству людей.
В юности я мог разобрать и починить телевизор — сейчас я смотрю на смартфон и не понимаю, что у него внутри. Это означает, что мы неспособны контролировать правильность работы машины (за исключением совсем уж явных случаев неисправности). В будущем эта закрытость, непонятность техники будет лишь нарастать.
При этом техника все больше будет проникать в человека. Я имею в виду не только искусственные органы, протезы (уже сейчас разработаны и применяются искусственные руки, способные выполнять основные движения, искусственный нос, даже искусственная сетчатка изобретена). Речь и о расширении нашей телесности вовне — например, о том, что называют «extended mind» или «extended memory», то есть о возможности не запоминать ничего, а оперативно пользоваться неким облачным сервисом, неким необъятным хранилищем, подключаться к общим ресурсам. Это, кстати, в будущем может совмещаться и с искусственными органами (пресловутые чипы, внедряемые в мозг, — пока еще скорее фантастика, но нельзя исключить, что через 20-30 лет она станет повседневностью).
Сюда бы я отнес и биотехнологии, предназначенные для замены естественного воспроизведения человеческого рода. Это, во-первых, клонирование, а во-вторых, искусственное оплодотворение (проект «искусственная матка»). Сейчас эти технологии еще только появляются, но можно предположить, что их ждет бурное развитие. Понятно, что это повлияет на традиционную модель семьи, на традиционные гендерные
И что очень важно — чем дальше, тем меньше мы доверяем себе и больше доверяем машине. Это проявляется в самых разных сферах жизни. Например, в образовании, когда тестирование с машинной проверкой результатов становится основной формой контроля знаний. Это преподносится как достижение — ведь машина, в отличие от живого наставника, оценивает «объективно». Но далеко не все можно оценить объективно, ведь преподавание — это не только механическая передача знаний, но и процесс живого общения учителя с учеником, в котором происходит и усвоение какого-то объема информации, и передача доверия к этим знаниям. Ведь, сколь бы критичным ни было наше мышление, а всего, чему нас учат, мы лично проверить не можем, не можем воспроизвести в своей жизни весь опыт научной мысли человечества. Значит, я должен доверять тому, чему меня учат, и должен передать этот опыт доверия своим ученикам. А доверие — вещь межличностная, не заменяемая никакими технологиями.
Но чем дальше, тем больше у людей возникает желание решить возникающие проблемы с помощью машины, с помощью какой-то технологии. Например, есть проблема терроризма — и решение видят в повсеместном внедрении следящей аппаратуры. То есть мы, люди, не можем самостоятельно между собой разобраться, и потому применяем машины.
Однако машинизация мира означает, что мы становимся все более и более зависимыми от машины, и зависимость эта выражается еще и в том, что мы вынуждены подстраиваться к машине, подстраивать свою речь, свое мышление.
Это, на мой взгляд, приведет к тому, что через 20-30 лет машины будут опосредовать отношения между людьми. То есть будет тотальная слежка, тотальный контроль всех сторон жизни.
В обществе будущего люди не будут понимать, как машина устроена, окажутся не в состоянии ее контролировать. А вот машина как раз и будет осуществлять полный контроль над людьми, причем большинство не увидит в этом ничего плохого — ведь будет уже устойчивая привычка доверять машине, в том числе и доверять решение межчеловеческих, межличностных проблем.
Кстати, тут встанет еще и такая проблема — отставание развития права от развития технологий. Собственно, мы и сейчас уже сталкиваемся с этим (например, в вопросах авторского права), но в будущем эта тенденция усилится. То есть будут возникать ситуации, когда в силу то ли технических сбоев, то ли программных ошибок, то ли непредвиденных последствий внедрения технологий люди будут страдать, их права будут нарушаться, но ничего нельзя будет поделать, поскольку закон такие ситуации еще не научился регулировать.
Впрочем, говоря о праве, о законе, замечу, что право — это ведь тоже машина, тоже технология. Пускай не железная, не материальная, а социальная — но технология. С древних времен замечено: закон появляется тогда, когда люди сами по себе оказываются неспособны договориться, наладить отношения. То есть закон — это тоже своего рода протез. Порой без него никак, но нужно понимать, что это хоть и наименьшее, а зло. Проблема в том, что закон, призванный регулировать какие-то совсем уж экстремальные ситуации, распространяет свое влияние и на ситуации обычные, стремится зарегулировать все и вся.