Какого цвета ночь?
Шрифт:
Фигура медленно приближалась. Я стояла как вкопанная, не зная, что делать. Внутри зрело желание развернуться и убежать куда глаза глядят. Но усилием воли я подавила это желание.
— Таня, это вы? — послышался дребезжащий голос.
— Я! — Страх мгновенно ушел, и осталось разочарование.
— А я уж испугалась. — Небольшие черные глаза настороженно блеснули из-под большого оренбургского платка.
— Вам-то чего бояться, — обронила я.
— Ну как чего, времена-то ныне неспокойные! А вы куда идете?
—
— Постойте! Давайте пойдем вместе, не так страшно…
— Нет, я лучше одна! — И я ускорила шаг.
— Подождите, Таня… Так что же вы все-таки узнали? Это же так интересно!
— Все, что я узнала, при мне. — Я выразительно похлопала себя по карману куртки (там было пусто). — А вам я ничего не скажу! Тайна следствия! До свидания!
— До свидания, — послышался за спиной сдавленный голос.
Я отвернулась и пошла по направлению к отделению милиции, уютно светившемуся окнами. В голове пульсировала только одна тревожная мысль: эта пожилая сплетница, наверное, спугнула настоящего убийцу, и теперь весь мой план летит в тартарары.
Скрип снега, встревоженный лай дворовых собак вдалеке… Я была уже так близко, что видела следы на заснеженном крыльце… И вдруг что-то узкое захлестнуло мою шею. Сильный рывок задрал вверх подбородок. Удавка сдавила жесткие стенки гипсовой лангетки, и стало больно. Я еще не осознала, что произошло, но из горла уже вырвался сдавленный хрип.
Удавка не отпускала, тянула назад, мешала дышать… Я попыталась извернуться, чтобы схватить убийцу за руки, но вместо этого поскользнулась на накатанной дорожке и грохнулась оземь. Падая, боковым углом зрения я увидела: за моей спиной возвышается огромная черная фигура и в ее руках подстреленной птицей бьется чье-то легкое тело.
— Мишка! Держи его! — закричала я, глотнув кислорода. — Хватай!
Из отделения выскочили люди, на ходу расстегивая кобуры.
Я сидела на снегу и, потирая гипсовую шею, счастливо улыбалась.
Все-таки мы поймали его. То есть, конечно, ее!
— Не понимаю, как она решилась на такое? — сказала я, когда подписывала протокол собственного допроса в милиции. — Такая приличная женщина с виду… Зачем ей надо было это делать?
— Ну, зачем ей надо было на вас нападать, это ясно, — сказал следователь, принимая от меня исписанные листы. — Вы же носились по всему городу и кричали, что у вас есть бесценные сведения, которые помогут изобличить преступника. Вот она и испугалась. Решила совместить приятное с полезным. Устранить вас как опасного свидетеля, который много знает, и выполнить свое дело.
— А зачем? — все еще недоумевала я. — Зачем? Целых три жертвы? Она сказала?
— Сказала… Сказала, что захотела испытать то, что испытывал ее сын. И отомстить за него всему женскому роду. Для этого выбирала
— А кто ее сын?
— Небезызвестный Шнурок. Знаменитый «душитель» девяностых годов, признан невменяемым. Сейчас лечится в спецучреждении.
— А она сама, того… нормальная?
— Вопрос вне моей компетенции. Это выяснит психиатрическая экспертиза.
— Может быть, все же ее целью было ограбление? Трудно все-таки поверить в такое. Вещи потерпевших пропадали же!
— Брала она их просто так, по инерции, а когда началась эта шумиха с поисками преступника, быстро избавилась от них. Выбросила в полынью на реке. Проверить невозможно! Жертв присматривала загодя, рассчитывала все до мелочей, чтобы преступление приписали кому-нибудь другому. Поэтому-то исправно давала показания на Чипанова-младшего, обвиняя его то в одном, то в другом. Придумала, например, что он силой затащил девушку в машину. Уже потом мы отыскали свидетелей, которые опровергли ее показания…
— Чему я рада, так это тому, что Стас оказался совершенно ни при чем. Надеюсь, когда он узнает, что настоящий преступник схвачен, то объявится…
— Вряд ли, — отрицательно качнул головой следователь. — Он, кажется, надолго сел…
— Как «сел»? За что?
— За взлом компьютерной сети банка. Статья предусматривает наказание до пяти лет.
— Стасик — и компьютерная сеть? Невероятно! — Я была поражена.
Чего только не бывает на свете! Стасик совсем не тянул на технически подкованного гиганта мысли. Ну что ж, значит, не судьба нам еще свидеться.
— Знаете, — сказала я, — а я была уверена, что все убийства дело рук женщины! Но подозревала жену хозяина. Думала, ревнует… А все оказалось гораздо проще… Или гораздо сложнее? Значит, Шнурок тоже жил здесь, в Славгороде?
— Нет, до ареста вместе с матерью он жил в столице. Незадолго до того, как его поймали, мать затеяла продажу квартиры и перебралась сюда, чтобы избежать морального прессинга на работе и осуждения соседей. Устроилась работать, жила тихо-мирно, по выходным ездила на свидания к сыну в Тульскую область, никто про нее так ничего толком и не знал. Она не афишировала свою личную жизнь.
— И все же я так и не поняла, зачем она делала это… — задумчиво сказала я. — Этот вопрос еще долго не даст мне покоя. Ну зачем? А?
И правда, зачем?
Иван доживал в четвертом отделении свои последние дни. Он уже знал, что заключение комиссии положительное и на столе завотделением лежит готовое направление для судьи, в котором ему рекомендовано амбулаторное лечение по месту жительства.
— Сообщил твоей матери телеграммой, — сказал Трахиров, снисходительно похлопав больного по плечу. — Жди, завтра приедет! Собирай вещички.