Калейдоскоп

Friyana

Панси вздрогнула, как от пощечины.

— Хоть Лавгуд оставь в покое, — поморщившись, попросила она. — Тебе хочется прятаться тут от всех? И жалеть себя за то, что теперь у тебя некоторое время будет короткая стрижка и проблемы с кожей? Если ты не забыла, ты снова можешь видеть и говорить, ты больше не валяешься в коме, Грэйнджер, ты что, вообще тут рехнуться успела? Решила, что смена прически сделает тебя инвалидом?

Гермиона долго молчала, уставившись на Панси цепким, изучающим взглядом.

— Вот так все просто, да,

Паркинсон? — процедила она наконец. — То, что спрятано под этими чарами, пугает даже меня, когда я смотрюсь в зеркало — и ты хочешь убедить меня, что все это ерунда? Что я должна отнестись к этому, как к временной трудности?

Панси, хмыкнув, пожала плечами. Гермиона рывком дернула ее за плечо, не давая отстраниться.

— Если я тебе и впрямь небезразлична, что тебе мешает убрать это? — сдерживая рвущийся наружу гнев, тихо спросила она, глядя в глаза слизеринки. — Прямо сейчас. Давай, Паркинсон, маги же, кажется, всегда отвечают за свои слова? Или, по крайней мере, им нравится так о себе думать. Давай, чего тебе стоит. Думаю, прикоснуться ко мне — для тебя вообще пустяк. По сравнению с тем, к чему ты прикасалась в больнице.

Странная смесь обиды и злости была такой бешеной, что Гермиона едва не захлебывалась ею, кусая губы и не отводя взгляда. Ты не сможешь, вздрагивая от яростной волны гнева, думала она. Ты не сможешь — вы все такие, вы способны только давать надежду, обещать, предлагать, привязывать к себе — а потом демонстрировать, какие вы честные и продвинутые, бросая и сбегая в свои «дела». Все вы — такие, Паркинсон, и я была дурой, что поверила, будто ты отличаешься — хоть чем-то.

Теплая, сухая ладонь осторожно улеглась на обожженную щеку, заставив сдавленно охнуть. Панси медленно вытащила из кармана палочку и, взмахнув ею, отменила скрывающие лицо Гермионы чары.

— Мне все равно, как ты выглядишь, — с какой-то странной горечью сказала она. — И, поверь — далеко не только мне…

Что она имела в виду, Гермиона не поняла — потому что через секунду Панси коснулась ее второй ладонью и, притянув к себе, прижалась лбом к ее лбу.

Будто теплая, как вечернее солнце, волна вдруг обрушилась сверху, увлекая за собой куда-то, смывая все — гнев, раздражение, усталость, обиду, отчаяние, страх, ожидание, неуверенность, разочарование — все, чем Гермиона была переполнена все последние дни, с тех пор, как пришла в себя в клинике. Теплая, сильная, добрая — и всепрощающая волна.

К горлу подкатил комок, перебивая дыхание, и она всхлипнула, давя его — ладони тут же перехватили голову, одна легла на затылок, вторая принялась поглаживать кожу, легко, осторожно и мягко, и каждый выдох Панси почему-то пах травами и летним вечерним солнцем — как в детстве, когда ты защищен, когда тебя любят, и ждут, и ты всегда знаешь, что можешь туда вернуться…

— Да что ж в тебе такого, Грэйнджер, черт бы тебя побрал…

Голос Панси звучал глухо, будто и она едва сдерживала

слезы.

А губы у нее тоже оказались теплыми. И тоже пахли солнечным лугом.

Последняя картинка.

Дверь захлопнулась мягко и почти бесшумно, но они вздрогнули — все трое — как от удара. Луна тупо моргала, уставившись в пространство. Панси почти физически ощущала исходящие от нее облегчение и усталость, и уже не могла отделить от них собственные чувства.

Она и сама валилась с ног от одной только мысли, что все — плохо или хорошо — но закончилось. Гарри знает. Им больше не нужно гадать и бояться, что будет дальше.

Драко оцепенело молчал, стиснув подлокотники кресла побелевшими пальцами. Панси медленно выдохнула и, опустив руку, осторожно положила ее на плечо сжавшейся в комок Луны, не отрывая глаз от застывшего, бледного, как тень, Малфоя.

— Вот видишь, — нервно усмехнувшись, негромко проговорила она. — Мы все еще живы, значит, фонтанов огня не предвидится. Всем можно расслабиться и начинать дышать полной грудью.

Луна хмыкнула, машинально накрывая ее руку ладонью, и Драко поднял на них сумрачный взгляд. Улыбки девушек мгновенно потухли.

— Фонтаны огня как первая реакция — это не самое худшее, что может устроить Поттер, — чуть слышно сказал он. — Еще неизвестно, что будет, когда до него дойдет, что все не так безоблачно и безопасно для всех, как написано в этих статейках…

Лавгуд, помрачнев, поднялась с пола и, подойдя к креслу, опустилась на корточки.

— Ты лучше просто иди к нему, — мягко попросила она, касаясь плеча Драко. — Гарри сейчас все равно надо выговориться… иди, успокой. Мы лучше тут подождем, ладно?

Малфой устало улыбнулся — одними губами — но Панси все равно едва сдержалась, чтоб не поморщиться, глядя на них двоих. Проводив взглядом его тонкую фигуру, она дождалась, пока стихнут удаляющиеся шаги в коридоре, и обернулась к все еще сидящей на полу Луне.

— Не начинай, — невыразительно обронила та, предупреждая возможную тираду. — Не сейчас.

Панси сжала губы.

— Тебе до факела, когда, Лавгуд, — зло проговорила она. — Ты все равно будешь лезть к нему, даже если он в тебе не нуждается. Что, без твоей подсказки он сам бы не догадался, куда идти и что делать?

Луна хмыкнула и устало потерла лоб, поставив локоть на подлокотник.

— Иногда нужны не подсказки, Пэнс, — глухо ответила она. — Тебе слово «поддержка» знакомо, к примеру?

— Оно вряд ли знакомо Малфою, — отчеканила та.

Лавгуд только качнула головой. Панси вмиг бросилось в глаза все, что скрывалось в присутствии мальчиков — и поникшие плечи, и тень безнадежной тоскливой утомленности на дне глаз, и неловкая сдержанность в движениях. Ты на ногах еле-еле стоишь, а снова лезешь его успокаивать! — чуть не выкрикнула Паркинсон вслух.