Калейдоскоп
Шрифт:
Хилари же была уверена, что именно он повинен в смерти ее матери, да и отца в конечном итоге тоже. Теперь ей нужно было от него только одно, а потом она больше никогда его не увидит, потому что никогда больше не захочет видеть этого человека.
Секретарша остановилась и постучала в дверь, на которой была прикреплена сверкающая табличка с надписью:
АРТУР ПАТТЕРСОН.
За дверью раздался его голос, до боли знакомый. Хилари до сих пор помнила, как он лгал ей тогда, много лет назад: «Я ненадолго забираю твоих сестер… Я за тобой приеду…» Артур так и не приехал, но для Хилари это не имело значения, она
Хилари с трудом подавила подступившие слезы… В последний раз она видела их без малого восемь лет назад…
— Заходите!
Секретарша улыбнулась и, распахнув дверь, посторонилась. Хилари тихо вошла. Она не сразу увидела письменный стол из стекла и металла, стоявший у окна, из которого открывалась великолепная панорама Нью-Йорка. За столом сидел Артур — внешностью совсем не подходивший к современному дизайну его кабинета. Высокий, худой, лысый, с грустными глазами на бледном лице, он выглядел по крайней мере на десять лет старше своих пятидесяти.
Артур поднялся ей навстречу и взирал на нее, словно на вдруг появившийся призрак. Хилари была красивой, высокой, темноволосой, как Сэм, но этим сходство с отцом исчерпывалось. У нее были глаза Соланж… и тот же поворот головы, и она стояла перед ним с таким же гордым выражением, с каким Соланж шла по рю д'Арколь двадцать один год назад. Это было все равно что увидеть привидение… Если поменять черные волосы на рыжие — получится вылитая Соланж… но со злостью, горечью в глазах и выражении лица, которых у Соланж никогда не было. Все в ней, казалось, говорило; «Не подходи, не прикасайся, убью», и Артур в страхе задавал себе вопрос, что могло с ней случиться, отчего она стала такой?
И тем не менее Хилари стояла перед ним, здоровая, невредимая, совершенно взрослая и очень красивая. Это было чудо, и Артур медленно направился к ней, протянув руку, мечтая вернуться в прошлое, еще раз ощутить магию присутствия Сэма и Соланж. Хилари могла в этом помочь. Но, подойдя к ней, он почувствовал стену, окружавшую его крестницу; она стала по мере его приближения пятиться, и Артур, заметив это, остановился.
— Хилари, ты здорова?
Вопрос явно запоздал; Хилари ненавидела слабость, которую читала в его глазах. Она прежде никогда не думала, что он настолько робок. Теперь Хилари поняла, что он размазня, поэтому и бросил ее, после того как всех их предал… Бесхарактерность… Это отметила в Артуре Соланж много лет назад, хотя Хилари об этом не знала.
— Я совершенно здорова.
Хилари решила не тратить времени понапрасну. Она пришла не ради теплой встречи с другом семьи, а чтобы только узнать об одном, что помогало ей выжить, что стало предметом ее мечтаний на протяжении восьми лет.
— Я хотела бы знать, где находятся мои сестры. Неподвижными, ледяными глазами она всматривалась в его лицо, пытаясь угадать, что оно выражает: страх или печаль, и, затаив дыхание, ждала, что он скажет.
Но если до того Артур просто был бледен, то теперь стал белым как бумага. Он понял, что не сможет ее обманывать. Ей были нужны только сестры, а он не мог сказать ей, где они, как бы сам этого ни хотел.
— Хилари… Давай сядем…
Артур показал на кресло, но она покачала головой, не отрывая от него взгляда.
— Я не собираюсь
Она терпеливо ждала, горделиво вскинув голову, в этой позе особенно напоминая свою мать… Только в отличие от Соланж в ее дочери была жесткость и большая внутренняя сила. С ее силой нельзя было не считаться, теперь Артур осознал это. Из ее слов он понял, что его крестница тогда, много лет назад, знала гораздо больше, чем он думал, но он не решился ее об этом расспрашивать.
Как бы это ни было трудно, он должен сказать ей правду — что семья Уокеров действительно перестала существовать у него на глазах и его это всегда мучило. Своей семьи у него не получилось, Марджори давно его бросила. Вышло так, что женщина, которую он любил, погибла, а ее детей судьба разбросала по свету. Он чувствовал себя в ответе за случившееся со всеми ними, даже с Сэмом. Но невозможно объяснить это Хилари, невозможно оправдаться перед самим собой, тем более перед ней. Один бог знает, что она пережила за минувшие восемь лет.
— Я не знаю, где твои сестры, Хилари. Я даже не знаю, где была ты. Семь лет назад я поехал в Бостон навестить тебя, но все вы уехали… Джоунсы никому не оставили своего нового адреса. Я не мог найти тебя…
Его голос дрогнул и стих. Тогда, чувствуя на себе груз вины, он втайне испытал облегчение от того, что больше не надо будет с ней встречаться и объясняться, а теперь понял, что Хилари об этом догадалась. Глаза у нее были всевидящие, а сердце, похоже, не умело прощать.
В этой девушке не было тепла, не было доброты, как будто она была сделана из гранита, колючей проволоки, стали и стекла. Артур по глазам Хилари видел, что ей известны отвратительные стороны жизни, и на мгновение испугался, что она, при первой же возможности, постарается отомстить ему. Но, учитывая псе обстоятельства, он не мог осуждать ее.
— Ты, наверное, и не особенно старался найти меня… — Тон у Хилари был жесткий. Ее не интересовали ни его объяснения, ни извинения. — Мы переехали во Флориду.
— А потом?
Ему необходимо было знать, что с ней случилось, почему она стала такой. Он должен был знать… должен был… Артур почувствовал подступивший к горлу комок и сделал над собой усилие, чтобы не расплакаться перед ней.
— Что с тобой произошло?
Артур хотел, чтобы они сели… поговорили… чтобы Хилари выслушала его… а он бы рассказал о Марджори, отказавшейся от детей, но сделавшей блестящую карьеру — она стала членом Верховного суда, объяснил, почему тогда не мог взять ее к себе, почему никто не хотел брать всех троих, почему он поступил именно так, а не иначе.
— Скажи, а Эйлен и Джек все еще… Они с тобой хорошо обращались?
Хилари горько рассмеялась, и от этого смеха Артуру стало страшно. Она думала о Джеке и той ночи… о живых мощах, в которые превратилась Эйлен незадолго до смерти.
— Эйлен скончалась несколько лет назад, а я последние четыре года была на попечении комиссии по делам несовершеннолетних города Джексонвилла, жила в «домах временного проживания» и в интернате, а теперь я свободна, мистер Паттерсон. Я никому ничем не обязана, и прежде всего вам. Мне сейчас нужны только мои сестры.