Калифорния на Амуре
Шрифт:
Манегры, однако, не теряли боевого настроя и как ни в чем ни бывало продолжали свои рекогносцировки.
Оказавшись в Амазаре, Загорский рассчитался с возницей. Ганцзалин пытался забрать доху, говоря, что за те деньги, которые он заплатили, им должны бы отдать и сани вместе с лошадью, или требовал вернуть половину денег назад, но Загорский ему не позволил слишком уж разойтись.
– Перестань, – сказал он озабоченно, – дело слишком серьезное, чтобы крохоборствовать.
Помощник с большим сожалением выпустил из рук доху, назвал возницу хитрой мордой, которую
– Как же мы его тут найдем? – озадачился Ганцзалин. – Манегры ищут желтугинцев, Ван Юнь наверняка забился, как таракан, в какую-нибудь щель. Даже если кто и знает, где его искать, ни за что не скажет.
– Напоминаю, что мы с тобой детективы, – отвечал Загорский. – А детективы отличаются тем, что для поиска используют в равной степени и глаза, и мозги. Если Ван Юнь давно здесь живет – пусть даже и с русской женщиной, дом он наверняка обустроил по китайскому типу. Это значит мы увидим некоторые приметы того, что тут живет китаец, даже если самого китайца не видать.
– Но тогда его могли найти манегры или китайские солдаты, – возразил помощник. – По тем же приметам.
Нестор Васильевич кивнул. Могли найти, а могли и нет. Для китайцев приметы китайской жизни привычны, так что они могут и не обратить на них внимания. А, кроме того, наверняка все видимые приметы Ван Юнь убрал с глаз долой. Едва ли при входе в дом он повесил благопожелательные надписи на китайском, а в доме на стене – китайский календарь. Нет, разумеется, ни на что подобное они рассчитывать не могут.
– Тогда как искать? – не понимал помощник.
– Скоро увидим, – загадочно отвечал Загорский. – Идем.
Но помощник почему-то помотал головой и остался стоять на месте.
– Можно без толку ходить по селу и зря топтать ноги, – сказал он. – А можно пошевелить мозгами и использовать их.
Надворный советник улыбнулся в ответ на столь неожиданное заявление: интересно было бы посмотреть, как Ганцзалин будет шевелить мозгами.
– Вы были у Ван Юня дома в Желтуге, – не смущаясь, сказал Ганцзалин. – Можно ли сказать, что это дом традиционного китайца?
– Вполне, – отвечал Нестор Васильевич, – там много всякой дешевой роскоши.
Помощник кивнул, очень довольный. Видел ли господин в доме китайского старосты разные амулеты и талисманы? Нестор Васильевич подтвердил догадку помощника – были там и талисманы: колокольчики ветра, зеркала с триграммами, компасы-чаши и другое в том же роде.
– А что это значит? – спросил Ганцзалин. И, не дожидаясь реакции надворного советника, сам же себе и ответил. – Это значит, что он верит в фэншуй. А раз он верит в фэншуй, он не поселится абы где, он найдет себе дом, самый правильный с точки зрения геомантии. Осталось только вычислить этот дом, исходя из правил фэншуя – и дело сделано.
Загорский выслушал помощника с явным интересом, однако покачал головой.
– Не хочу тебя расстраивать, дружище, но в русской станице китаец поселится там, где ему позволят, а не там, где он захочет. Так что дом придется искать, так сказать, вручную, без дедукции или даже индукции.
Ганцзалин был очень недоволен, что его блестящий план оказался с ходу отринут хозяином, но крыть ему оказалось нечем: Загорский, безусловно, был прав. И хотя Прокунин сказал им, что Ван Юнь живет у русской женщины, однако имя этой женщины было им неизвестно.
После этого начались трудные и продолжительные поиски. Они заходили в дома под тем или иным предлогом, надворный советник быстро оглядывал обстановку, затем косвенными вопросами пытался натолкнуть хозяев на нужный разговор. Очень осторожно Нестор Васильевич расспрашивал, нет ли тут китайских менял: он, дескать, хочет продать золото, и слышал, что китайцы дают более выгодную цену.
Однако жители станицы, напуганные приходом манегров и китайских солдат, в разговоры входили с трудом и норовили поскорее сплавить случайных гостей с глаз долой.
Возле очередного дома они увидели, как несколько манегров взяли в оборот молодого китайца – видимо, как раз из числа желтугинских старателей. Один из манегров, бросив старателя лицом в снег, наступил коленом ему на спину, двое других вязали ему руки. Китаец не сопротивлялся, только негромко ныл на одной ноте, охваченный смертным страхом.
Ганцзалин по привычке хотел было вмешаться, но Загорский остановил его.
– Местные жители не настроены биться с манеграми – и это очевидно, – шепнул он. – Ты хочешь, чтобы мы с тобой в одиночку сражались со всеми собравшимися здесь манеграми? У них винтовки, а у нас нет даже пистолетов. Если нам очень повезет, мы сможем удрать отсюда, но дела своего мы не выполним.
– Они убьют его! – в голосе помощника послышалась ярость.
Нестор Васильевич отвечал, что, если бы манегры хотели убить, они бы уже это сделали. Однако они почему-то решили взять несчастного живьем, а это значит, у него есть шансы спастись. А вот у них таких шансов не очень много. Не говоря уже о том, что Ганцзалин и сам китаец, а в оборот его не взяли только потому, что ни манерами, ни одеждой он не похож на приискателей, а еще потому, что с ним рядом он, Загорский – во-первых, человек явно русский, во-вторых, производящий впечатление значительного лица.
Сказавши так, надворный советник увлек помощника за собой в ближайший же дом. Никого не встретив в сенях, они прошли в горницу. И тут, наконец, им улыбнулась удача. В горнице им навстречу поднялась со стула дородная русская баба лет сорока с тревожным лицом.
– Он здесь, – сказал Нестор Васильевич, глядя прямо перед собой.
Ганцзалин с изумлением поглядел на господина: как это он по одному виду женщины понял, что Ван Юнь живет именно здесь? Однако Загорский смотрел не на хозяйку, он смотрел вперед – туда, где возле дальней стены стоял теплый кан.