Калифорния на Амуре
Шрифт:
Загорский по цепочке передал старателям приказ ползти дальше в лесную чащу. Это дало возможность выиграть немного времени, но и не более того. Биться с манеграми они не могли, патронов у них почти не осталось. Что было делать? Сдаваться на милость победителя? Но неизвестно, захотят ли манегры брать пленных. Может быть, поступят так же, как с китайскими старателями – сделают вид, что договорились, а сами начнут расстреливать и топтать конями. Нет, это слишком рискованно.
Значит, оставался один путь – бросить бесполезное оружие и попытаться рассеяться
– Они полезут, – сказал Ганцзалин. – Полезут и всех перебьют. Они на конях, мы пешком, убежать не сможем.
– И что в таком случае прикажешь делать? – хмуро осведомился надворный советник.
– Стоять до последнего, – решительно отвечал помощник. – Не отступать. Не сдаваться. Рвать глотки зубами. Утащить за собой на тот свет как можно больше врагов.
Надворный советник только поморщился. Утащить на тот свет как можно больше врагов – идея понятная, но малоутешительная. Ему пока еще хочется на этом свете побыть.
– А как? – резонно спросил Ганцзалин.
Надворный советник знал, как. Для этого достаточно им с Ганцзалином бросить желтугинцев и уйти в лес. Пока манегры будут истреблять приискателей, они уйдут далеко, заметут следы, их никто не догонит. Да и не станут манегры ради двух человек организовывать карательную экспедицию.
– Отличный план, – скривился помощник. – Я бы тоже такой придумал. Но ведь вы же сами первый ему не последуете.
Нестор Васильевич вздохнул: разумеется, нет. Что бы там ни было, нельзя бросать товарищей на погибель.
– Тогда предлагаю так, – деловито молвил китаец. – Сражаемся до последнего патрона, а там уже разбегаемся во все стороны, как тараканы. Если поймают, сделаем вид, что хотели сдаться в плен. Умирать, так с музыкой. Как вам такая мысль?
Загорский ничего не ответил, он внимательно вглядывался вперед, в сторону врага. Манегры медленно, но неуклонно продвигались вглубь леса и были уже в каких-нибудь двадцати саженях от них. Как ни медленно, однако, двигался враг, но перемещался он гораздо быстрее старателей, которые как раки, просто ползли задом на животах, стараясь не попасть в прицел какого-нибудь конника.
Но надворный советник, как ни странно, смотрел вовсе не на врага и даже не на желтугинцев, оказавшихся под его началом. Зорким своим, почти орлиным оком он выцеливал странный силуэт, трусивший по невидимой линии, разграничившей сейчас манегров и желтугинцев.
– Не может быть, – сказал он изумленно. – Буська!
Загорский не ошибся. Силуэт, наконец, выбежал из-за деревьев, которые скрывали его от человеческих глаз и оказался пушистым задиристым шаром, который немедленно и чрезвычайно сварливо облаял манегров.
– Ну, слава Богу, – с облегчением сказал Загорский. – Мы спасены.
Ганцзалин поглядел на хозяина с величайшим изумлением. Спасены? Он шутит? Как одна глупая собаченция может спасти всю их компанию?!
– Во-первых, Буся вовсе не глупая, она очень умна, – заметил Нестор Васильевич.
– А во-вторых?
Загорский не успел ответить, потому что один из манегров, раздраженный собачьим лаем, поднял винтовку к плечу и прицелился.
– Буся… – негромко сказал Загорский, как будто не голосом хотел передать собаке свой приказ, а телепатируя. – Буся, назад…
Но Буська не обратила внимания на телепатию и продолжала брехать чрезвычайно противно и даже вызывающе. Манегр нажал на спусковой крючок. Оглушительно грянул выстрел, и собака умолкла. Загорский и Ганцзалин увидели, как манегр свалился с лошади, а Буська сломя голову ринулась в чащу.
– Дурак собака стреляй, сам умирай, – раздался совсем рядом чей-то ворчливый голос
Они оглянулись. За спиной у них стоял старый Орокон, в руках у него было ружье.
– Ты спрашивал, что во-вторых? – отнесся Загорский к помощнику. – Во-вторых то, что Буська никогда не приходит одна… Здравствуй, Орокон.
– Мало-мало виделись, – отвечал старый охотник, зорко поглядывая вперед, где озлобленные манегры снова открыли стрельбу в сторону невидимого врага. Напуганные приискатели, которым уже совсем нечем было отвечать манеграм, только глубже зарылись в снег.
Ганцзалин покачал головой. Это все очень мило, конечно. Вот только как один старый охотник спасет их от отряда разъяренных манегров?
Он как в воду смотрел. Уже не сторожась, конники с криками и пальбой поскакали вперед, в лес, прямо на беззащитных желтугинцев.
– Дураки, однако, – с презрением заметил старый гольд. – Сначала голова думай, потом ружье стреляй. Голова нет, стреляй тоже нет.
– Беги, – перебил Загорский. – Беги, прячься, нам тут не уцелеть.
– Ничего, пуля есть, – самоуверенно отвечал Орокон.
Надворный советник даже рассердился на глупого гольда.
– Пули не помогут, – сказал он. – Их слишком много.
– Нас тоже мало-мало много, – загадочно отвечал старый охотник.
Что означают эти слова, Загорский и Ганцзалин поняли буквально через секунду. Из лесной чащи наперерез манеграм молча, как привидения, ринулись неведомые всадники. Их было раза в два меньше, чем манегров, однако те были явно не готовы к такой встрече, и в одну минуту таинственный отряд прицельной стрельбой уничтожил почти всех китайских конников. Оставшиеся в живых манегры в панике рванулись прочь и скрылись в чаще. Старатели лежали тихо, не зная, чего ждать от загадочных спасителей.
– Это кто такие? – ошеломленно спросил Ганцзалин у Орокона.
Вместо старика ответил Загорский, который успел разглядеть среди крепких мужских фигур маленькую и изящную женскую.
– Хаохани, – только и сказал он. – Данцзяфу.
И действительно, спустя минуту на крепких монгольских лошадках к ним подъехали Лань Хуа и Пэн Гун.
– Позвольте поблагодарить вас… – церемонно начал было надворный советник, но предводительница хунхузов прервала его.
– Как говорят у вас, русских, долг платежом красен, – сказала она, глядя с лошади на Загорского. – Вы спасли мою жизнь, я спасла вашу. Теперь мы квиты, мой долг исполнен.