Калигула

Терни Саймон

Примерно через четверть часа все было готово для дальнейшего пути. Нас усадили в повозки, старший из преторианцев отдал приказ, и длинный кортеж потянулся из порта к великолепной вилле императора на гребне восточных утесов. Это было долгое, изнурительное путешествие. Порой мне приходилось даже вылезать из повозки и идти пешком, потому что дорога, обвивающая гору небрежно свернутой лентой, была разбита и размыта. На крутых подъемах гравий почти весь осыпался с проезжей части на обочины, обнажив камни, на которых повозку чудовищно трясло. Я вслух недоумевала, почему император не повелит привести дорогу в нормальное состояние, и солдат, шагающий рядом

с повозкой, объяснил, что сам император передвигается по острову верхом, а что до толстых изнеженных сенаторов, посещающих его на вилле, то Тиберию нравится причинять им неудобства. Не думаю, что солдат хотел нас обидеть этими словами, однако Друзилла, и без того в расстроенных чувствах из-за разлуки с Лепидом, все равно оскорбилась и задернула занавеску на окне повозки. В итоге я потеряла возможность любоваться садами и виноградниками, карабкающимися вместе с нами вверх по склону, и осталась наедине со своими страхами и немилосердной тряской.

Целый час мы взбирались на вершину горы, но наконец приблизились к вилле. Я впервые смогла рассмотреть жилище Тиберия. Дворец, ибо назвать его просто виллой не поворачивался язык, представлял собой массивное квадратное здание с внутренним двором посередине. Построили его, как я узнала позднее, поверх огромных цистерн. Из-за неровностей почвы некоторые части дворца – те, что располагались ближе к утесам на востоке, – имели два уровня, тогда как другие, над западным склоном, вырастали на четыре или даже пять этажей. А вокруг, конечно же, разрослись вспомогательные и хозяйственные строения.

Когда мы почти достигли цели, где-то позади нас загрохотал гром. Я обернулась: огромное черно-оранжевое марево уже наползло на остров с другой стороны. У нас едва хватало времени спрятаться под крышей.

Дорога, проложенная по горному хребту, вела нас вверх, пока мы не оказались на вершине, где по легкому мосту перебрались через ров и остановились перед широкими воротами. Я была настолько поглощена разглядыванием необъятного – и в то же время изящного – здания, примостившегося на самой высокой точке острова, что Друзилла даже подтолкнула меня, чтобы я не загораживала дорогу. Нам всем пришлось высадиться и дальше идти пешком, потому что повозки здесь проехать не могли – их развернули и повели на конюшенный двор ниже по склону. Скоро я хорошо изучу, где что находится.

Итак, мы вошли и, обогнув по крытым галереям большой внутренний двор, оказались в просторной экседре, которая выдавалась из здания и нависала над тем самым обрывом в тысячу футов. Я еще не пришла в себя от великолепия дворца, а в этом просторном полукруглом зале с высокими застекленными окнами, что было редкостью даже для богатых домов, и светло-желтыми стенами у меня и вовсе перехватило дыхание. Солнце уже тонуло в черном вале штормовых туч, но огромные окна впускали достаточно света, чтобы воспламенить желтые поверхности и наполнить помещение теплом и уютом, несмотря на громовые раскаты.

Все это было так прекрасно, что я не заметила, как мы остановились, и не сразу осознала, что перед нами император, а мой нос уткнулся в спину брата.

В экседре собралось не менее двух дюжин людей, по большей части это были рабы. Тиберий, еще более похожий на труп, чем раньше, возлежал на украшенной золотом и покрытой пурпурной тканью длинной кушетке. Он грыз какие-то сладости – на низком столике перед ним стояла целая тарелка таких сладостей. За ложем высилась огромная фигура в серой тунике, под которой бугрились мышцы. Лицо гиганта сплошной сеткой покрывали шрамы, но, пожалуй, и без шрамов симпатичным оно никогда не было. У его пояса висел дорогой гладиус с рукояткой из слоновой кости в виде орла.

– Геликон, – шепнул через плечо Калигула, – личный телохранитель Тиберия.

На мой взгляд, это было очень показательно: император не доверял преторианской гвардии и считал необходимым окружить себя германцами в качестве охраны, а при этом нуждался еще и в личном телохранителе внутри двойного кольца защитников… Так вот как все устроено на Капри: преторианцы охраняют остров, германцы – виллу, Геликон – Тиберия. Я оглядела помещение, мысленно вычитая преторианцев, которые пришли с нами, четырех охранников-германцев – по одному в каждом углу, прислуживающих господам рабов…

Помимо Тиберия и Геликона, в результате осталось всего двое заслуживающих внимания. Высокий человек в изысканной тоге сидел на ложе с прямой как доска спиной; из-под жидких седых волос виднелись большие, прижатые к черепу уши; узкие губы под острым носом сливались в плотную жесткую линию; кожа под светло-серыми глазами сложилась глубокими складками. От одного его вида меня прошиб холодный пот. Казалось, что даже воздух вокруг него пропитан злобой и коварством. Вряд ли он способен на добрые поступки.

С другой стороны от императора на мягком пышном ложе вольготно раскинулся мальчик примерно моих лет. На нем была пурпурная туника с золотой каймой по низу и серебряный венец на буйной шевелюре. Мне показалось, что на его лице играет презрительная усмешка, но потом, когда он в самом деле усмехнулся, я поняла: это его обычное выражение.

– Это он самый? – хмыкнул мальчик и отпил вина.

Тиберий неодобрительно оглянулся на него, причем одна бровь императора изогнулась так грозно, что мне стало не по себе – в отличие от юнца, которому, очевидно, все было нипочем.

– Он одет как простой селянин!

– Гемелл, – прошипел император, и его шипящий голос довел меня до полуобморочного состояния, – это твой кузен Гай и его сестры. Помни, кем тебе предстоит стать, и веди себя соответственно. Если же ты хочешь и дальше вести себя как варвар, то отправишься к варварам.

Гемелл… Внук императора, которого Тиберий якобы терпеть не мог и который тем не менее сидел по правую руку от него.

Я заметила, что Калигула распрямился и в один миг словно стал старше, выше и куда внушительнее, чем я привыкла его видеть. Разумеется, по сравнению с тем двенадцатилетнем мальчиком он в любом случае выглядел значительно более зрелым.

– Но, дедушка, не могу же я делить статус наследника с этим животным!

В тот момент я поняла, почему юного Гемелла ненавидит родной дед. Мне самой хватило одного взгляда и двадцати слов, чтобы проникнуться к нему отвращением. С другой стороны, к императору я тоже не питала большой любви.

Но все мысли об этих двоих и их личных качествах выскочили из головы, как только до меня дошел смысл сказанного. Делить статус наследника?

Калигула и Гемелл? Один слишком юн для тоги мужчины, а другой года на четыре перерос детскую буллу. Один – внук, другой – внучатый племянник. Допустим, Гемелл ближе по родству, зато Калигула взрослее и знатнее. Меня охватила радость надежды. Если император собирается сделать Калигулу своим официальным наследником, значит и проследит за безопасностью нашей семьи. Сеян нас здесь не достанет! А может, еще удастся спасти мать и Друза? Что бы ни думал мой брат, император в самом деле нас спас.